Штамм. Начало

Оглядывая подвал, она увидела, что дверь в прачечную приоткрыта. И что-то в этой двери, которую никогда не оставляли открытой, более всего символизировало нарушение заведенного порядка, которое так явственно ощущала Нива.

Вот тут-то она и увидела черные пятна земли на ковре, более всего напоминающие следы. Ее взгляд проследил их до двери в винный погреб, мимо которой Ниве предстояло пройти, если она хотела подняться по лестнице. Землю она увидела и на дверной ручке.

Нива почувствовала зло, когда приблизилась к двери в винный погреб. Оно таилось в чернильной темноте за дверью. Зло, лишенное души. Но не холодное. Наоборот, горячее. Но все равно зло, высматривающее добычу. Ручка двери начала поворачиваться, когда Нива проскочила мимо двери к лестнице. А потом няня, пятидесятитрехлетняя женщина с больными коленями, не поднялась, а взлетела по ступеням. На одной из последних споткнулась, оперлась рукой с крестом о стену, отбила в этом месте штукатурку. Что-то преследовало ее. Она закричала по-креольски, выскочив в залитый солнцем первый этаж. Добежав до кухонного острова, Нива схватила сумку и при этом перевернула пакет — его содержимое вывалилось на пол. Однако она была слишком испугана, чтобы оборачиваться.

Вид матери, с криком выбегающей из дома, в цветастом платье до лодыжек и черных туфлях, заставил Себастьяну выскочить из автомобиля.

— Нет! — крикнула Нива, взмахами руки загоняя ее обратно за руль. Она бежала так, будто за ней кто-то гнался, но на самом деле никто ее не преследовал. Себастьяна, встревоженная таким странным поведением Нивы, села за руль.

— Мама, что случилось?

— Поехали! — крикнула Нива, ее большая грудь тяжело вздымалась, в глазах все еще стоял страх, она не отрывала взгляда от открытой боковой двери.

— Мама… — Себастьяна включила заднюю передачу. — Это же похищение. У них законы. Ты позвонила мужу? Ты сказала, что позвонишь мужу.

Нива разжала пальцы и обнаружила, что ладонь в крови. Она так крепко сжимала крест, что поперечина врезалась в кожу. Нива позволила кресту упасть на пол.

17-й полицейский участок, Восточная 51-я улица, Манхэттен

В камере старый профессор сидел на самом краю скамьи, как можно дальше от храпящего, голого по пояс мужчины, который только что справил малую нужду, не пожелав беспокоить кого-либо вопросами о том, как добраться до унитаза в углу, и не пожелав также предварительно снять штаны.

— Сетрайкин… Сетаркян… Сетрайняк…

— Здесь, — отозвался профессор. Он как был, в рубашке с короткими рукавами, встал со скамьи и подошел к чтецу коррективного курса по антропонимике в форме полицейского офицера, стоявшему у открытой двери в камеру. Офицер выпустил его и запер дверь.

— Меня освобождают? — спросил Сетракян.

— Полагаю, что да. За вами приехал ваш сын.

— Мой…

Сетракян придержал язык и последовал за офицером в комнату для допросов. Полицейский открыл дверь и предложил ему войти.

Сетракяну потребовалось лишь несколько мгновений, пока за ним закрывалась дверь, чтобы узнать мужчину, который сидел по другую сторону стола. Это был доктор Эфраим Гудуэдер из Центра по контролю и профилактике заболеваний.

Рядом с ним сидела женщина, которую он видел возле морга. Сетракян улыбнулся их уловке, хотя появление этих двух людей его особо не удивило.

— Значит, началось, — кивнул он.

Темные мешки, свидетельства усталости и недосыпания, набрякли под глазами доктора Гудуэдера. Он оглядел старика с головы до ног.

— Вы хотите выбраться отсюда, я могу вас вытащить. Но сначала мне нужно услышать объяснение. Мне нужна информация.

— Я могу ответить на многие ваши вопросы. Но мы уже потеряли много времени. Мы должны начать действовать прямо сейчас, сию минуту, если хотим сдержать эту напасть.

— О том я и говорю. Что же это за напасть?

— Пассажиры с самолета. Мертвые ожили.

Эф не знал, как на это ответить. А если бы и знал, не сказал бы ни слова.

— Вам придется многое переосмыслить, доктор Гудуэдер, — продолжил Сетракян. — Я понимаю, вы думаете, что идете на риск, поверив слову незнакомого старика. Но, если уж на то пошло, я рискую в тысячу раз больше, доверяясь вам. Мы сейчас говорим о спасении человечества… пусть я и сомневаюсь, что вы в это верите… или хотя бы понимаете, о чем я. Вы думаете, это вы вербуете меня в свою команду. На самом деле это я вербую вас.

СТАРЫЙ ПРОФЕССОР

«Лавка древностей и ломбард Никербокера»