Штамм. Закат

Разрешение на частичный доступ к «Окцидо Люмен» было получено. Осмотр состоялся в специальной выгородке со стеклянными стенами, которая сама по себе размещалась в большом безоконном демонстрационном зале на девятом этаже, куда вели двойные двери, запираемые на ключ. Книга хранилась в пуленепробиваемом контейнере. Его отомкнули, и «Окцидо Люмен» была наконец извлечена на свет. Фет с интересом наблюдал, как Сетракян готовится к обследованию фолианта, который он столь долго искал. Скрюченные руки профессора были облачены в белые хлопчатобумажные перчатки.

Старинную книгу бережно положили на пюпитр из белого дуба, отделанный затейливой резьбой. Размерами она была 30,5 на 20,3 на 4,6 сантиметра. 489 сшитых листов. Текст рукописный, выполнен на пергаменте. Двадцать страниц украшены цветными рисунками. Переплет кожаный. На передней и задней крышках, а также на корешке пластины из чистого серебра. Все обрезы опять-таки посеребренные.

Только теперь Фет понял, почему Древним так и не удалось завладеть «Люменом». И почему Владыка до сих пор не явился и не забрал книгу силой — именно здесь и сейчас.

Серебряная оболочка. Эта книга была в буквальном смысле вампирам не по рукам.

Над пюпитром с двух сторон возвышались видеокамеры, укрепленные на изогнутых стебельках, — они брали картинку раскрытой книги и транслировали ее на большие вертикальные плазменные экраны перед Фетом и Сетракяном. На изукрашенной странице в начале сборного листа было детальное изображение фигуры с шестью отростками, оттиснутое фольгой из чистого, сверкающего серебра. Стиль и тонкая каллиграфия текста, окружающего фигуру, говорили об очень дальнем прошлом, словно бы неся весть из совсем иного мира.

Василий был заворожен тем благоговением, с каким Сетракян разглядывал «Люмен». Книга была сделана очень искусно, и это произвело на Фета сильное впечатление, но что касается иллюстраций, он лишь терялся в догадках: Василий не имел ни малейшего понятия о том, что представало его взору. Он ждал какого-то озарения и хотел, чтобы старый профессор помог ему в этом. Василий ясно видел только одно: очевидное сходство между иллюстрациями в «Люмене» и теми знаками, которые они с Эфом обнаружили в подземелье. Даже тройной символ полумесяца — и тот присутствовал в книге.

Сейчас Сетракян с особой сосредоточенностью разглядывал один конкретный разворот книги: на левой странице был только текст, на правой — роскошная цветная иллюстрация. То, что это произведение искусства, Василий понимал, но, помимо явной художественности рисунка, он не видел там ничего, что могло бы поразить воображение старика — да еще с такой силой, что на глазах у Сетракяна выступили слезы.

Они провели возле книги куда больше отведенных им пятнадцати минут: Сетракян спешил зарисовать какие-то двадцать восемь символов. Только Фет никаких символов в тех рисунках, что были на раскрытых страницах книги, не видел вовсе. Впрочем, он не сказал ни слова — лишь стоял и смотрел, как Сетракян, в явной досаде от того, что ему плохо подчиняются негнущиеся кривые пальцы, заполняет этими символами две странички заранее прихваченной бумаги.

Пока они спускались на эскалаторах в вестибюль, старик хранил молчание. Он нарушил его, лишь когда они вышли из вестибюля и оказались достаточно далеко от стоявших там вооруженных охранников.

— На страницах этой книги — водяные знаки, — сказал Сетракян. — Только опытным глазам дано их увидеть. Мои — увидели.

— Водяные знаки? Вы имеете в виду, как на купюрах?

Сетракян кивнул.

— На всех страницах книги. Это было обычной практикой при создании гримуаров и алхимических трактатов. Водяные знаки есть даже на ранних комплектах карт Таро. Понимаете? На странице напечатан собственно текст, но под ним есть второй слой — в виде водяных знаков, которые уже были внесены в бумагу к моменту печати. Это и есть истинное знание. Магические меты. Тайные символы… Ключ…

— Эти символы вы и копировали…

Сетракян похлопал себя по карману, дабы лишний раз убедиться, что он забрал зарисовки с собой.

Вдруг он остановился — что-то привлекло его внимание, — затем двинулся дальше. Последовав за Сетракяном, Василий пересек улицу и подошел к большому зданию, стоявшему напротив стеклянного фронтона «Сотбис». Это был «Дом Мэри Мэннинг Уолш» — интернат для престарелых, уход за которым был возложен епархией на сестер-кармелиток.

Сетракяна заинтересовало что-то на кирпичной стене здания по левую сторону от навеса над входом. Это было граффито, нанесенное черной и оранжевой красками из баллонов. Фету потребовалось меньше секунды, чтобы осознать: перед ним очередная версия — пусть грубая, но хорошо стилизованная — того самого рисунка, что украшал начальную страницу сборного листа «Люмена». Книги, которая сейчас была заперта в контейнере на верхнем этаже противоположного здания. Книги, которая многие десятилетия не попадалась на глаза людей.

— Что за чертовщина? — воскликнул Фет.

— Это он, — сказал Сетракян. — Его имя. Его истинное имя. Он метит им город. Превращает его в свою собственность.