Штамп Гименея

Вечер в кругу ее семьи меня подкосил. Она (семья) в полном составе прыгала, орала, бесилась и не давала моей голове выудить ни одной даже самой простенькой мысли типа «пойду попью чай». Ночь я провела как в бреду, потому что на диванчик, где меня положили спать, то и дело покушались. Диван стоял недалеко от холодильника, а в Светином доме, как оказалось, ночью вполне ничего себе едят и даже местами пьют. Сначала детишки лазали через меня то за соком, то за булочкой, то за колбасой.

– Ори на них, не стесняйся, – посоветовала мне Света. – А то от них и до утра не отделаешься.

Потом пришел усталый и мрачный муж.

– Кушать будешь? – залебезила Света. Этот лебезеж совершенно ей не шел, она лучше всего смотрелась в роли командира.

– Угу, – кивнул муж, и долго, очень долго на кухне гремели кастрюлями, чашками и стучали дверцей холодильника.

В результате уснула я только к утру, когда уже было пора вставать и шкандыбать на работу. Всю дорогу я безнадежно клевала носом, норовила заснуть на декорациях (совсем как когда я только начинала встречаться с Борисом).

– Арбайтен, Арбайтен! – орал неожиданно бодрый Славик. Что это ему не лежалось в анабиозе?! Не мог подождать со своей солнечной активностью, пока я не выберусь из цепких лап заботливой подруги? Так на тебе! Его неожиданно осенило каким-то новым проектом.

– Чего тебе надобно, старче? – грустно взывала к его совести Лера.

Я же сквозь сон пыталась въехать в то, чего Славик пытается затеять. Что-то у меня не стыковалось. Потому что Славик заявлял, что хочет предложить продюсерам не что иное, как передачу о братьях наших меньших.

– В мире животных? – попыталась я врубиться.

– Не знаю. Это отстой для буржуа, – лихорадочно разметая бумаги из своего стола, отмахивался Славик.

– А мне нравится, – обиделась Лера.

Я усмехнулась. Славик для всех был и оставался мастером похабно-эпатажного толка. Из любого начинания, даже самого невинного, он вылеплял нечто шокирующее, дикое. Он мог сделать авторскую программу про то, какая на свете работа самая грязная, для чего не постеснялся бы снять труд сантехников на передовой канализационного фронта. Мне стало даже интересно, что у него получится, если начать освещать зверушек.

– Я с тобой. Но пасаран! Говори, я тебе все сделаю, – пообещала я сквозь сон.

– Когда придумаю – скажу! – пообещал Славик и устало пошел пить с продюсерами на тему финансирования его гениальности.

Я же пыталась придумать, как избавиться от Светиной гостеприимности. После вчерашней ночи мне совершенно не улыбалось снова ехать в ее парк аттракционов. Но пришлось.

– Ты готова? – с легкостью перебросив сумочку через плечо, спросила Света в шесть ноль-ноль. Я дернулась от неожиданности, потому что у нас, можно сказать, только-только началась работа.

– Не-а. Я задержусь, – попыталась я сделать непринужденный вид. Будто не понимаю, о чем речь.

– А как ты потом до меня доедешь? – с интересом посмотрела на меня Света. Что и говорить, а притворяться я всегда умела плохо.

– А… как-нибудь, – отмахнулась я и стала сосредоточенно что-то набивать в компьютер. Мне совершенно, абсолютно, гарантированно не хотелось к Свете.

– Я тебя подожду, – сказала она и присела рядом.

Через час мы пили чай на ее кухне. А через еще день меня завез к ней Петечка, который полностью и целиком одобрял как саму Свету, так и ее влияние на меня. Когда мне удалось наконец вытрясти для себя право жить в собственном доме, до свадьбы оставался один день. Вернее, одна ночь, которую мне милостиво разрешили провести в своей кроватке. Напоследок. Я весь вечер бродила по дому, перебирала книги, пила кофе, сидела на балконе и рассматривала зеленеющее Строгино. Мне категорически не хотелось говорить ни о свадьбе, ни о переменах, ни о чем. Я отчаянно делала вид, что ничего, ровным счетом ничего не происходит.

– Ты его любишь? – наконец додумалась спросить у меня мама.

Нашла время! Накануне свадьбы, когда все уже готово.

– А что? – решила потянуть я волынку.

– Просто ты так нервничаешь.

– Разве не нормально, когда девушка нервничает перед свадьбой? – спросила я.

– Нормально, если она нервничает и счастлива, – въелась в меня мама.

– А я что? Я ничего. Я тоже счастлива, – поспешила запорошить я ей глаза.

– Мне почему-то так не кажется, – сказала проницательная мама.

Естественно, ведь она знала меня с детства и прекрасно понимала, что я за фрукт. И все мои номера и попытки выдать желаемое за действительное она всегда раскусывала на раз.

– Ну, а зачем тогда я буду тебя расстраивать своими рассказами? – резонно спросила я. – Что от этого изменится?

– А кто такой Борис? – вдруг нежданно-негаданно уставилась на меня мама.

У меня, что называется, все упало.

– А ты откуда знаешь? Светка растрепала? – ужаснулась я.

После истории с Андреем я молчала про Бориса как рыба. Мне попреков в собственной глупости, инфантильности и недальновидности хватило на всю жизнь. Поэтому я свято решила не оповещать родню о своих романах.

– Что растрепала? – не поняла мама.