Во время одной из тренировок, вскоре после инициации, мне пришла в голову крамольная мысль: наши боевые костюмы и оружие могли бы быть гораздо совершеннее. Настолько, чтобы мы не думали о посторонних вещах, нажимая на курок, и не рисковали жизнью по малейшему поводу. Но при этом наше оснащение станет дороже, и потеря легионера перестанет быть малозначимым для Легиона фактором. Ведь самое ценное, что в нас есть, – это оружие и амуниция. Тело легионера и его нанодобавки стоят сущие гроши. Даже такой далекий от экономики тип, вроде меня, это понимает. Потеря оружия – значительный удар по боевой мощи Легиона, и чем дороже это невосстановимое оружие – тем чувствительнее удар. Тело же, призванное управлять оружием, – совершеннейший пшик, кусок выращенной в чане протоплазмы, по странному капризу создателей способный мыслить и чувствовать. Так я впервые осознал, что, кроме долга и пути к славе, существует и некий их противовес. Экономическая составляющая, переводящая капли нашей крови в денежный эквивалент. Создающая разумный баланс между стоимостью нашей жизни и ценой победы. Из этой мысли почти автоматически возникла другая: наша разумность – вовсе не дань гуманизму, как уверяют книги и командиры. Это одна из составляющих нашей эффективности. То, во что мы превращаемся благодаря способности мыслить и принимать решения, принято называть интеллектуальным оружием. Эти мысли заставили меня вздрогнуть. От стыда, что кто-то может догадаться, о чем я думаю, лоб мой покрылся испариной. Но сержант решил, что это у меня от усердия.
– Не волнуйся, Жос, у тебя все получается. Но старайся отталкиваться плавнее.
– Да, мой сержант, – выдавливаю я в ответ, вызвав новый пристальный взгляд командира.
С этого момента посторонние мысли посещали меня все чаще. Это происходило в самые неожиданные моменты. Я думаю, что этот недостаток – следствие моей особой миссии. Существу-солдату ни к чему долгие раздумья. Способность быстро ориентироваться в боевой обстановке – предел его возможностей. А существо-агент, напротив, должно иметь склонность к аналитическому мышлению. Наверное, сшибка двух противоположностей и порождает паразитные завихрения в моем котелке. Моя голова просто не выдерживает двойной нагрузки.
Меня тянуло одновременно в разные стороны. Я стремился стать идеальным бойцом, я искренне любил своих товарищей, и одновременно должен был анализировать их слова и поступки, а после сообщать о своих выводах контактеру, невольно предавая наше братство. Я убеждал себя, что поступая таким образом, я жертвую собой ради процветания Легиона. И что работа на контрразведку является почетной, хотя и тайной обязанностью каждого легионера, в конечном счете повышая нашу боеготовность. И что любой на моем месте был бы горд возложенной на него ответственной миссией. Но ничего не мог с собой поделать – постоянно вынужденный говорить не то, что думаю, я стал походить на рыбу, вытащенную из воды.
Заградительный огонь, так нам позже пояснили причину стрельбы. Станция наблюдения обнаружила перемещения живой силы в районе лунной базы Тихо. Но это была еще не война. «Живой силой» на подступах к базе оказалась группа рабочих обогатительной фабрики с потерпевшего аварию колесного транспортера. В своих легких скафандрах, не имеющих мощных передатчиков, они шли к нам за помощью, и им было наплевать на политику. Они пытались выжить, только и всего, когда крейсер вдарил по ним главным калибром.
– 13 –
Я могу заснуть просто усилием воли. И знаю, что три часа сна ежесуточно – необходимый и разумный минимум, при котором моя жизнедеятельность будет идти нормально. Несколько пропущенных циклов отдыха – и мое внимание начнет рассеиваться, а рефлексы притупятся. И тем не менее, сегодня после отбоя я лежу без сна. Прислушиваюсь к себе и к тому, что меня окружает. Я чувствую, как мой сосед слева тоже не спит. И сосед справа – тоже, хотя оба старательно имитируют ровный ритм дыхания спящего. Что-то происходит. Что-то едва уловимое, но наши тренированные тела замечают эти изменения.
– Жос, не спишь? – шепотом интересуется сосед слева – Кацман.
Пару секунд я молчу, боясь выдать себя. Но осознание того, что товарищ тоже не спит, и я не один такой, а значит моя ненормальность тут ни при чем, позволяет мне на секунду расслабиться.
– Не сплю.
– Чувствуешь? Двигатели ориентации работают…
Прислушиваюсь к себе. Анализирую чувства. Действительно, есть едва заметное угловое ускорение. Возможно, «Темза» просто корректирует орбиту.
– Теперь чувствую. Думаешь, началось?
– Не знаю. Хотелось бы.
– Уже полчаса подрабатываем, – вмешивается в разговор Жерарден, он лежит справа от меня. – Для коррекции многовато. Я стоял сегодня в карауле у мостика. У флотских – суета. Когда стрельба началась, такой суеты не было. Мы уходим, точно.
И тут же, словно подтверждая его слова, палуба мягко валится в сторону. Пара секунд – и гравикомпенсаторы восстанавливают тяготение. Наверняка теперь уже весь кубрик не спит.
– Импульс ходовыми, – шепотом комментирует Кацман.