Штампованное счастье. Год 2180

Мы отряжены в патруль. Наш маршрут – с Первой по Седьмую улицы в восточном районе, два верхних яруса. Командир – сержант Васнецов, старший патруля – капрал Имберт и я – простой патрульный. Внешне все напоминает комендантский наряд в жилых палубах «Темзы», только здесь мы в полном вооружении и маршрут длиннее. А так – почти то же самое. Медленно прохаживаешься, поглядывая по сторонам, время от времени проверяешь документы у встречных флотских да отдаешь честь редким офицерам. Людей на улицах мало. Транспорта тоже. Раз в час заходим в один из двух работающих ресторанчиков, где в строгом порядке сменяют друг друга партии судовых команд, которым разрешено посменно отдохнуть. В отличие от Легиона, на Флоте приняты увольнительные «на берег». Хотя «берег» зачастую – опостылевшая флотская база с унылыми серыми стенами. И в увольнениях им можно употреблять спиртное и даже легкие релаксанты. Мы следим, чтобы нормы употребления не нарушались.

Флотские традиционно смотрят на нас слегка свысока. Но мы-то знаем, что под маской тщательно культивируемой неприязни частенько скрывается элементарный страх. Слишком часто, выполняя полицейские функции на борту, мы показываем, кто в этом мире главный. Мы – две части одного и того же механизма, призванные контролировать друг друга, иначе и быть не может. Теоретически, Флот – самостоятельная сила и подчиняется Легиону только в оперативном плане. На практике же, Флот без ограничений следует нашим «рекомендациям». И конечно же «свысока» – условное понятие. Средний рост легионера равен ста семидесяти пяти сантиметрам. По сравнению с нами флотские – настоящие коротышки – метр шестьдесят. Малый рост означает большую подвижность личного состава на борту и экономию материалов при строительстве кораблей.

В одном из погибших скверов копошатся роботы под наблюдением хмурого оператора. Грузят на открытую грузовую платформу остатки насаждений. Я с любопытством приглядываюсь к пестрой группе. Заметив мой интерес, селенит намеренно поворачивается ко мне спиной. Он вышел на работу и делает ее бесплатно, но это не означает, что он должен демонстрировать оккупантам, как нас здесь называют, свое расположение.

Надо заметить, что, несмотря на голод и лишения, местные жители почти лишены агрессии. Да, мы оккупанты, да, мы отвечаем грубой силой на попытки требовать прежние, гарантированные государством, права, но при этом складывается ощущение, что дальше неприязни и нежелания общаться конфронтация с захватчиками не заходит. Немного позже я понял, в чем тут дело – местные жители совсем не похожи на землян, развращенных вседозволенностью. Скорее, они напоминают земных биороботов, произведенных для занятия определенной деятельностью, поэтому их жизнь и устремления довольно рациональны. Большинству из них и в голову не придет открыто выступить против превосходящего и отлично организованного противника. Ведь это бессмысленно – наше превосходство слишком велико, а значит надо искать другой путь. Они привыкли находить разумный выход из любых ситуаций. Прирожденные бизнесмены. «Запах прибыли приятен, от чего бы он ни исходил», – так, кажется, любят говорить на Луне, повторяя слова какого-то древнего философа.

Поворачиваюсь на шум веселых голосов. Команда флотских с поднятыми лицевыми пластинами высыпает из дверей-шлюзов ресторана «У Гевелия». Все как один навеселе, матросы галдят у входа, не спеша разбираются в строй, их раскрасневшиеся лица парят на холодке. Их старшина тут же, с высоты ступеней он пересчитывает свое стадо. Я фокусирую взгляд на голубых эмблемах их скафандров. Надо же – земляки с «Темзы»! Явно палубная братва. Заметив патруль, старшина грозно прикрикивает на подопечных. Когда мы приближаемся, навстречу уже марширует почти безукоризненный (особенно, если сделать поправку на состояние матросов) строй и, отдавая честь, идущий в голове старшина без привычной дерзости во взгляде рассматривает наши нарукавные нашивки. Эти нашивки просто чудо – всего лишь тускло-зеленый кружок, но о таком многие пока могут только мечтать. Этот кружок – свидетельство того, что мы участвовали в боевой операции. Со временем внутри него образуются цифры – число операций. После кружок станет темно-красным – признак того, что число боев, участником которых я был, перевалило за десяток. К моменту высадки на Европу цвет моей нашивки сменится желтым – более двадцати сражений. А на черном поле цифры уже не требуются – легионер прошел более трех десятков боев, остался в живых и дальнейший подсчет не имеет смысла.

Эти нашивки – предмет особой гордости легионера. На их обладателя смотрят с уважением, от цвета к цвету переходящим в почтение. Это потом каждая собака, кроме только что получивших форму новичков, будет щеголять свидетельством участия в боях. А тогда, в начале войны, авторитет носителей таких символов был едва ли ниже земного неба.