Слова мальчика заставили меня улыбнуться. Сам факт, что он пришел, не побоялся Островного, многое говорил об этом пацаненке.
— А то что? — Хмыкнул Федор.
— А то я тебя ударю.
— Что⁈ — Рассмеялся он, и его дружки поддержали своего лидера мерзковатыми смешками. — Ты? Меня?
Он толкнул Никиту в грудь.
— Ну, давай. Бей. Чего ты?
Толкнул второй раз.
— Чего не бьешь?
— Василий Николаевич… — Обеспокоенно шепнула мне на ухо учительница.
— Тихо, — Шикнул я на нее.
— Ну⁈ Чего ж не бьешь⁈ — Распалялся Островной, в очередной раз, пихая Никиту. — Че? Трусишь?
— Отвали от меня, — проговорил холодным тоном Никита.
— А то че? — Он заглянул в глаза Никите, стал пихать его грудью в грудь. — Че ты сделаешь, сопля?
Внезапно Никита сам оттолкнул Остравнова. Опешивший от этого хулиган уставился на мальчишку дурными глазами.
— Ну, — проговорил я себе под нос. — Давай, Никита.
Никита смело шагнул к обидчику и дал ему кулачком прямо в глаз. Островной бухнулся на попу, уставился на Никиту, а потом искривился, стараясь не заплакать. Дружки Остравнова удивленно и даже изумленно смотрели на вставшего над Федей Никиту.
— Не лезь ко мне больше, понял⁈ Ни то получишь! — Зло крикнул Никита.
Остальные ребята даже отступили, попятились от мальчишки и не зная, что делать.
— Ты… Да я тебя… — Всхлипывая, встал Островной. — Я тебе сейчас врежу!
— Только попробуй, будешь тогда знать!
— Федя, да пошли, — сказал один из мальчишек. — Мы на автобус опоздаем. Ехать надо.
— Подождите! — Крикнул Островной. — Я его так не оставлю!
— Да харе, Остров, — поддакнул второй. — Ты че, Николаича не знаешь? Он щас возьмет да и без нас уедет. А я эту поездку ждал.
— Ну, — добавил третий. — А че ты вообще до Никиты докопался? Он же нормальный пацан вроде.
Мальчишки поддержали третьего и один за одним потоптали из-за туалета. Островной, в бессильной обиде еще пару мгновений смотрел на Никиту, а потом встал и ушел. Последним, с улыбкой на лице, отправился к автобусу и Никита.
— Вот видишь? — сказал я, оборачиваясь к Марине, — он справился сам.
— Василий Николаевич? — Учительница нахмурилась. — Вам плохо? Вы какой-то бледный.
— Все хорошо. Сердце с утра пошаливает, — отмахнулся я. — Возвращайся к автобусу. Я сейчас приму таблетки и подойду.
— Ну че? — Спросил я у белого, как смерть мальчишки. — Полегчало?
— Ага, Василий Николаевич, — покивал мальчик, только что вернувшийся в автобус.
Ребенку стало плохо, и пришлось остановиться, чтобы его не вырвало прямо в салон.
— Витя, — Выпрямился я и глянул назад, на заполненные детьми места. — Тебя как, укачивает в автобусе?
— Нет, Василий Николаевич!
— Поменяйся с Вадимом местами. Ему нельзя над колесом сидеть. Плохо становится.
Отправив мальчишек меняться местами, я занял свое.
Автобус остановился в полях, на обочине узкой трассы, пролегающей между морем зреющей пшеницы и редколесиной посадкой.
— Двигай, Степаныч! — Крикнул я шоферу.
Водитель хрустнул передней передачей, дал газу. Автобус было натужно двинулся, но вдруг забуксовал, мы услышали, как грязь грохочет в коленных арках. Степаныч еще несколько раз попытался тронуть автобус, потом выбрался из кабины. Пошел к заднему мосту, посмотреть, в чем же дело.
Вернувшись в салон, он заявил:
— Обочину размыло дождями. Мы застряли.
— Сильно? — поднялся я с трудом.
— Порядком. Задний мост завяз. Мы там нихилую такую колею выкопали.
— И что делать? — Растерянно заозиралась вокруг Марина Ивановна. — Нам до Новиномысска еще сорок минут дороги. А соревнования начнутся через час!
— Я, конечно, могу еще погазовать, — пожал плечами старый шофер. — Но мы можем так завязнуть, что только трактором вытянешь. А если обочина поедет, так вообще, в кювет скатимся.
— Не надо газовать, мы пихнем, — сказал я. Обернулся на ребят, кто был постарше: девятые, десятые классы. — Ну что, мужики? Подтолкнем нашу ласточку? Мне надо человек пять добровольцев.
Вызвались несколько парней, все крепкие, из моей группы тяжелоатлетов.
— Может, нам всем выйти? — Спросила Марина Ивановна.
— Нет, оставайтесь. Вы своим весом утяжеляете автобус, — сказал я. — Сцепление с грунтом будет крепче.
Выбравшись наружу, мы пошли к заднему мосту и налегли. Степаныч поддал газу, и колеса стали бешено вращаться, разбрасывая грязь.
Ребята упирались как надо, я тоже толкал изо всех сил. Даже почувствовал, как больно кольнуло сердце. Больнее, чем раньше. Автобус же, даже и не думал сходить с места.
— Не, так не выйдет, — отступил я. — А ну давай его в раскачку! И раз!
Мы налегли снова, и Степаныч вдавил педаль. Автобус немного качнулся вперед, и когда мы ослабили напор, откатился. Показывая своим примером, как надо, я налег снова. Сердце стрельнуло так, что я с трудом сдержал стон. Только крикнул вместо этого:
— И раз!
С каждым движением, с каждым толчком, боль в груди разгоралась только сильнее. Я старался ее не замечать.
— И раз! — Крикнул я снова, и снова нажал изо всех сил.
Автобус, секунду назад откатившийся чуть ни на полметра, газанул и, под нашим общим напором, выбрался из глубокой колеи.
— Пошел! Пошел! — Закричал кто-то из мальчишек.
— Вытолкали!