Штиллер

Они заблуждались.

Наутро — после горячечной ночи — они простились на маленьком понтрезинском вокзале. Когда поезд наконец отошел, она не двинулась с места, стояла, как статуя на пьедестале, и оба они — Штиллер у открытого окна, Сибилла на перроне — подняли на прощанье руки. С тех пор Сибилла, жена моего прокурора, больше не видела пропавшего без вести Штиллера. Она не спеша вернулась в отель, спросила счет, уложила вещи и уехала в тот же день. Вернуться, как ни в чем не бывало, к Рольфу, она не могла, и Редвуд-Сити казался ей единственным выходом: ей надо работать, жить одной, зарабатывать деньги. Иначе она чувствовала себя всеми отринутой: расстояние между порядочной женщиной и шлюхой оказалось на редкость коротким. В Цюрихе Рольф встретил ее сообщением о том, что готов развестись. Она предоставила ему оформить развод и попросила отпустить с ней в Редвуд-Сити маленького Ганнеса. Они не касались своих отношений — только практически важных вопросов, правда, вопрос о Ганнесе, их сыне, решить было нелегко, как знать, что лучше ребенку. Рольф попросил сутки — подумать. Потом, к удивлению Сибиллы, ответил согласием. Она благодарила его и плакала, слезы падали на руки Рольфа; в канун рождества муж проводил ее на главный вокзал, и она уехала в Гавр, а оттуда пароходом в Америку.

Мой друг-прокурор сообщил, что заключительное слушание дела (с объявлением приговора) назначено на будущий вторник.

Америка принесла Сибилле почти монастырское одиночество. Она осталась в Нью-Йорке. Когда молодой Штурценеггер приехал из Калифорнии встретить секретаршу, которая, собственно говоря, была ему не нужна, Сибилла, благодаря хорошему знанию иностранных языков, уже нашла себе другое, вполне приличное место. Восемьдесят долларов в неделю. Она очень гордилась этим. А Штурценеггер, который отнесся к новости отнюдь не трагически, один отбыл обратно в свой Редвуд-Сити, предварительно угостив Сибиллу ужином во французском ресторане в Гринвич-Вилидж. С метанием из стороны в сторону было покончено. Новый ее путь был достаточно суров. Сибилла — девушка из богатого дома — впервые поняла, что, как многие другие, в сущности, предоставлена в жизни самой себе, сама за себя отвечает, зависит от своих способностей, от спроса, от настроения своего работодателя. Странно, но она восприняла это как свободу. Как почетное положение. Работа у нее была скучная — перевод деловых писем на французский, немецкий, итальянский, все письма были похожи одно на другое. А первая собственная квартира Сибиллы! Там нельзя было днем ни читать, ни шить без лампы, нельзя было открыть окно — все мгновенно покрывалось сажей, а чтобы заснуть, ей приходилось затыкать уши воском. Она сознавала, что миллионы людей живут еще хуже и что жаловаться она не имеет права. Да и вообще о жалобах не могло быть и речи, хотя бы из-за Рольфа. К счастью, ей удалось на дневное время отдать Ганнеса в еврейско-немецкий пансион для детей. Все свое свободное время, если позволяла погода, она проводила с Ганнесом в близлежащем Сентрал-парке. Там росли деревья…

Она, как говорится, начала новую жизнь.