Штиллер

У меня возникает новое подозрение, когда Кнобель по знаку защитника извлекает ключ из кармана, открывает дверь и спускается вниз. Но я забываю и о Кнобеле, и о своем подозрении, оглушенный словоизвержением господина Боненблуста. Он еще раз (и в который уже раз!) увещевает и заклинает меня воспользоваться наконец последней возможностью проявить благоразумие и признаться, — в противном же случае — приговор суда, мучительный для фрау Юлики! Только одно разумное слово, и все обернется не так уж дурно. Зачем видеть все в черном свете? Такая красивая мастерская, отличное освещение, друзья, уже готовые устроить пирушку по случаю моего возвращения, итак, выше голову! Дело за признанием: Штиллер — уважаемый художник, правда, не великий художник, но кто, скажите, так уж велик в наше время! Однако Штиллера ценят, компетентная комиссия художников готова уплатить судебные издержки, все очень расположены к нему, такое смехотворное упорство ему только вредит, пора наконец проявить хоть немножко здравого смысла! Фрау Юлика замечательный, достойнейший человек, в конце концов супружество не детская забава, но фрау Юлика — сама доброта, сама снисходительность, а потому выше голову, давайте начнем жизнь сначала, бегство — это не выход! Свобода — не беспутство! Супружество — моральный долг, а не развлечение! Немножко зрелости, немножко доброй воли, и все наладится. Трудные годы фрау Юлики в Париже и ее великодушная жертва — отказ от доходной балетной школы заслуживают благодарности, и потому выше голову, будьте же мужчиной, протяните руку и — аллилуйя!

Во время его речи Юлика опять берет меня под руку, может быть, потому что боится, как бы я не воспользовался открытой дверью, а может быть, из неподдельной нежности; я чувствую тепло ее тела. Но мой защитник не умолкает: