Штирлиц, он же Исаев

– Не глупи. Часть ваших разговоров мы записали, а про то, что мы записать не смогли, ты скажешь сам. Ты знаешь, как мы умеем работать. Ты настоящий немецкий отец и дед и должен понимать, что если будешь молчать, то твоя семья сегодня же, а вернее, сейчас же будет вырезана… – Айсман закурил и повторил яростно: – Вырезана! Ну? Ты ему выложил все?

– Да, – ответил Холтофф.

– На чем он тебя взял?

– На прошлом… На Рунге. На Мюллере.

– Ладно. К этому мы потом вернемся, Холтофф, ты нам нужен на том посту, где сейчас стоишь. На твоем пути одна преграда – Штирлиц… Ты нам нужен на этом посту, несмотря на твое предательство, и ты останешься на этом посту, ибо так надо для дела. А остаться ты можешь, если сведешь Берга со Штирлицем.

– Как?

– Подумай. По нашим сведениям, Штирлиц не является гражданином ФРГ… Понимаешь?

– Я перестал вообще понимать что-либо, – тихо ответил Холтофф. – Лучше мне уйти, тогда хоть семья сохранится… Не будет позора…

– Поясняю: представь, что полиция берет агента иностранной державы у Берга… Понял? Кто поверит показаниям шпиона? Нация не поверит изменнику, если даже он немец, а уж иностранцу – тем более. Пусть он тогда говорит про тебя все что угодно. Шпиону веры нет.

– У тебя есть что-нибудь от сердца?

– Выпей холодной воды. Ты понял? Я играю с тобой в открытую, я говорю тебе то, чего не имел права говорить… Ты оступился, но ты был моим другом, и ты мой товарищ по партии…

– Я понял, – сказал Холтофф и неожиданно для себя заплакал. – Я понял, что я осел, я должен был сразу прийти к тебе… Я не поверил в друзей. Я раньше верил только одному человеку, а потом я перестал верить всем на этой земле… Я осел, и мне нет прощения…

Дождавшись, пока Холтофф успокоится, Айсман продолжал:

– Разговор со Штирлицем построй примерно таким образом… Скажи ему, что все нити по делу Кочева находятся у меня в руках. Скажи ему – не бойся валить на меня, – что я знаю все. Пожалуйся ему, что я требую невозможного – затягивать экспертизу с автомобилями. Попроси, чтобы он срочно пошел к Бергу и открыл те карты, которые ты ему передаешь. Вот пакет – тут много компрометирующих документов на твоего бедного Айсмана… Ты понял? Бей в лоб правдой. Не лги. Ты знаешь Штирлица: на мякине его не проведешь… Скажи ему, что, если он устранит меня с помощью Берга, тогда ты выведешь его на человека, который ехал в «мерседесе» и стрелял через дверцу…

5

– Прости, я опоздал, Штирлиц…

– Я уже начал волноваться… Здравствуй, Холтофф.

– Меня вызывал Айсман.

– Что случилось?

– Он подставляет меня под удар, сволочь этакая… Он требует, чтобы сначала я затянул дело с проверкой «мерседесов», а потом опротестовал данные моей же экспертизы… У тебя нет чего-нибудь от сердца?

– Выпей коньяку, я же говорил тебе…

– Нет, сейчас мне совсем плохо…

– На… Положи под язык. Это нитроглицерин.

– Спасибо. Он сразу растаял, это ничего?

– Так и должно быть…

– Что делать с Айсманом?

– Сложный вопрос. Ты что предлагаешь?

Холтофф достал из кармана пакет и передал его Штирлицу:

– Спрячь это. Тут кое-что на Айсмана. Здесь достаточно материалов, чтобы утопить его. Не надо здесь смотреть! Зачем ты здесь смотришь?

Штирлиц удивился:

– А вдруг ты суешь мне какой-нибудь государственный «топ-секрет»? Меня возьмут с ним и посадят на десять лет, и ты будешь счастлив, разве нет?

Холтофф похолодел. Он смотрел Штирлицу в глаза, окруженные мелкой сеткой морщин, которые казались под стеклами очков особенно глубокими.

– Покажись врачу, – посоветовал Максим Максимович. – Не играй с сердцем, старина, с ним шутки плохи…

И углубился в изучение материалов на Айсмана. Он долго рассматривал фотографии, на которых тот был запечатлен расстреливающим женщин в Освенциме; было там несколько фотокопий постановлений на ликвидацию узников с санкцией Айсмана; было показание старухи еврейки про то, как Айсман лично убил двух ее малолетних внучек…

– Да… – сказал наконец Исаев. – Материал страшный. – Он протянул конверт Холтоффу: – Возьми. Зачем ты даешь это мне? Почему бы тебе самому не распорядиться? Прокуратура совсем рядом с твоим домом, да и времена иные…

– Это должно исходить от другого человека.

– А почему этим «другим человеком» должен быть я?

– Потому, что к Айсману тянутся нити от красного… А им ты занимаешься… А Берг, получив эти материалы, прижмет Айсмана и посадит его, а из-за решетки он мне не страшен, он там будет молчать…

– А может быть, послать эти материалы в газету?

– Кто их пошлет?

– Аноним… – ответил Исаев и задумчиво посмотрел на Холтоффа. – Аноним…

– Аноним есть аноним, Штирлиц… Ты же знаешь нашу печать…

– А если отправить это в Бонн?

– Там это смогут прикрыть. Берг этого прикрывать не станет.

– Разумно, – произнес Исаев очень медленно, чуть не по слогам. – У тебя есть телефон Берга?

Холтофф отхлебнул глоток воды со льдом из высокого стакана и ответил устало:

– Конечно. Какой тебе? Домашний или рабочий?

– Рабочий, естественно. Я же буду делать официальное заявление…

– 88-67-76. Запиши.

– Не надо. Я пока еще умею запоминать. 88-67-76. Сейчас я вернусь, погоди минуту.

– Куда ты?