Пусть успокоится. Хотя странно все это. Что-то в ее голосе очень насторожило. Какое-то неприличное возрасту возбуждение, как на детском утреннике. Его мучили нехорошие предчувствия.
– Пустое, образуется, – попытался он себя успокоить. Но волнение только усиливалось.
Таксист остановился перед большим серым домом с черной крышей. Линда попросила шофера поднести чемодан к крыльцу и отпустила машину.
Огляделась вокруг. Как все изменилось! Она давно здесь не появлялась, что-то все время останавливало, мешало почувствовать себя наследницей огромного дома. Слишком много такого, что хотелось помнить. А многое хотелось забыть. И не унималась дрожь в кончиках пальцев, затремолировавшая, как только она стала приближаться к дому.
Ключ. Она приготовила его еще в такси. Замок открылся легко, с еле слышным скрипом дверь подалась.
Линда подхватила чемодан, вошла в просторный холл. Огромное пространство – столовая, соединенная с кухней, она помнит. Здесь они с Джоном давали первые концерты.
Она сделала несколько шагов по деревянному полу и остановилась. Воздух вибрировал так странно и отчетливо! В доме кто-то был. И это не Джон, нет. В пространстве ощущалось присутствие чужих людей. Чьи-то запахи, Линде стало не по себе. Она сняла туфли, постояла немного. Звуки шли сверху, оттуда, где расположена спальня. Под самой крышей. У нее уже не было сомнений.
Линда вспомнила, что Джон говорил о пистолете, который всегда держал в кухонном ящике на случай вторжения. Он гордился своей предусмотрительностью – как и тем, что ни разу оружием не воспользовался.
– И ты сможешь защитить себя, в случае чего, дочка. Смотри, берешь пистолет в руку, проверяешь его исправность – вот так, потом нажимаешь. Но будь осторожна, меня не застрели по ошибке, – смеялся он.
Да, я буду осторожна, папа.
Она тихо выдвинула ящик, взяла пистолет. Крепко схватила его обеими руками. Пистолет помог унять дрожь в пальцах. Помог собраться с силами. Линда почти бесшумно поднималась по лестнице.
Места здесь тихие, никогда ничего такого не происходило. Но дом столько времени стоит без присмотра.
– Всякое может быть, папа.
– Всякое, дочка, – Джон отвечал, будто бы идя следом.
Линда осторожно ступала по деревянным ступенькам, часто останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Шаг за шагом, она поднялась наверх и подошла к дверям спальни. Резко толкнула их и вскрикнула, потрясенная увиденным.
Она увидела два обнаженных тела на постели. Два лица обернулись к ней, когда она вошла и остановилась в дверях. Это были Ян и Хелен, виолончелистка из оркестра, Линда едва ее помнила, но узнала.
Застыв, она несколько мгновений вглядывалась в лицо Яна, глаза его выпучены от изумления.
– Ты меня предал! – выкрик и выстрел слились воедино. Она приближалась к ним, и стреляла снова. – Ты меня предал!
Все произошло быстро. Когда пули в барабане кончились, она поняла, что убила их обоих.
Перила были широкими, Линда уцепилась за них и держалась крепко – все время, пока спускалась по лестнице. У нее кружилась голова. Она чувствовала, что вот—вот потеряет равновесие. Если отпустит перила. Онемевшие ступни не подчинялись, Линда почти скользила со ступеньки на ступеньку. Она совершенно не отдавала себе отчета в том, что случилось.
Линда говорила с Джоном, который шел вместе с ней. Он держался позади, приходилось чуть поворачивать голову, обращаясь к нему.
– Джон, он меня предал, – говорила она.
– Да, моя девочка. Я говорил, что никто не будет тебя любить так, как я. И что мне за тебя страшно.
– Почему страшно, папа? Мы же вместе. Ты меня любишь. И я умею слышать музыку. Я научилась.
– Я всегда знал, что ты научишься.
– Хочешь, покажу тебе, как я умею?
– Конечно, хочу.
– Правда? Я поставлю диск. Наш любимый. И мы вместе будем играть. Я могу играть на всех инструментах. Посуда тоже оркестр – ложки, кастрюли – ты же знаешь.
– Да, знаю. Ты умеешь. Музыка – это самое прекрасное в жизни. Единственное, ради чего стоит жить.
Линда нашла знакомый диск на стойке, включила музыкальный центр на полную громкость. Достала пару металлических ножей, тарелок…
зазвучала знакомая с детства мелодия, заполняя дом сверху донизу.
XIV
Джулия Гранет подвинула телефон ближе, легко нажала на кнопку.
– И какие последние новости? – спросила она.
– Он, судя по всему будет оправдан, – голос Джека Харрисона, ведущего колонку светской хроники в «Нью-Йорк Таймс», звучал приглушенно. – Неопровержимых улик нет, история запутанная, потерпевшая признана недееспособной. Бриллианты-то у него нашли, но ему удалось доказать, что в доме он появился практически вместе с полицией. Не очень убедительно, но… Выйдет сухим из воды. Отделается легким испугом, как говорят в таких случаях.