Шторм

Наконец он видит его. Островок, окруженный изменчивым, плещущимся простором, странный, несообразный, вызывающий. Возносящийся над волнами, словно последняя горная вершина некой затонувшей земли. Его очертания представляют собой хаотическую неразбериху рифов и шхер. За венчающими остров пиками, как за флагштоками, тянутся знамена облаков. Над утесами кружат белоснежные морские птицы. Подплывая ближе, он видит, что цвет, воспринимавшийся издалека как однородно-зеленый, в действительности имеет множество оттенков. Нижние склоны покрывает ярко-зеленый приморский подорожник, чуть выше растет рыжеватая трава, еще выше на буром камне видны фиолетовые россыпи полевых цветов, голые черные скалы и желтеющие каменные осыпи. В тусклом закатном свете, мечущемся между отражающими поверхностями неба и моря, эти цвета наполняют атмосферу мягкой, ласкающей энергией. Он находится на вершине, почти лунной в своей оголенности. Ветер и вода сдули и смыли почву и траву почти отовсюду, кроме укромных лощин, где растительность укоренилась прочно, наперекор стихиям. На склоне, обращенном к морю, видны процарапанные в граните борозды, словно некий великан скреб скалы ногтями. Разбросанные обломки потерпевшего крушения самолета валяются неподалеку от вершины, отбеленные дождем, как шишковатые кости.

Прямо над его головой выделывает замысловатые, акробатические кульбиты пара перелетных соколов. Внезапно, без предупреждения, они пикируют прямо на утес и лишь в последнее мгновение резко меняют направление полета и проносятся прямо сквозь стайку куликов-сорочаев, разлетающихся с пронзительными криками.

Теперь настает черед глупышей, скользящих длинными спиралями, как миниатюрные альбатросы. Они пролетают близко от него и опускаются на ближние уступы, так, чтобы получше рассмотреть стоящего среди них чужака. Их короткие тела и толстые шеи не вяжутся с широкой элегантностью размаха их крыльев. Создается впечатление, что это два разных существа, соединенные вместе.

Удовлетворив свое любопытство, эти жирные добродушные птицы вновь устремляются к морю, и он провожает их взглядом, пока они не превращаются в крохотные, то зависающие, то хаотично кружащие далеко внизу над водой белые точки. Если присмотреться, то можно различить и бакланов, выписывающих ленивые круги, а потом вдруг складывающих крылья и, рассыпая фонтаны брызг, ныряющих в воду. У него создается впечатление, что он смотрит не столько вниз на море, сколько вверх, на заполненное снежными хлопьями ночное небо. Какофония голосов образует непробиваемый барьер звука, внутри которого он различает отдельные крики разных птиц – как безобразные, режущие слух, так и более приемлемые для человеческого уха. Обрывками доносятся и отдаленные, дрейфующие по ветру на манер пения сирен голоса морских котиков. Но самые странные звуки издает ветер, продувающий, со стонами и вздохами, морские пещеры и выплескивающий свои жалобы к вершинам утесов, увлекая его вниз.

Пятница

Тим Айлинг, личный секретарь министра внутренних дел, звонит Кейт в семь тридцать.

– Министр примет вас сегодня в четыре часа в резиденции на Куин-Эннз-гейт.

– Он уже принял решение?

– Он хотел бы сначала обсудить с вами несколько вопросов.

– Вопросов? Каких вопросов?

– Я лишь передаю указания министра, детектив.

– И это самое раннее время, когда он может? В четыре часа?

– Министр находится на конференции, посвященной законности и правопорядку, в Брюсселе. Где пробудет все утро.

Кейт, досадуя на всю эту бюрократию, закусывает губу.

– Передайте министру, что ровно в четыре я буду в назначенном месте.

Ренфру был прав. Айлинг и вправду не кто иной, как хренов педик!

Она заказывает себе билет на время ланча до Хитроу и оборачивается, чтобы поцеловать Алекса.

– Я бы не стал целовать меня, – говорит он из-под простыней, – у меня ужасный запах изо рта. Стоит, пожалуй, пожевать собачьего дерьма, тогда будет пахнуть лучше.

* * *

"Хоть какой-то шаг в деле Черного Аспида сделан", – думает Кейт. Пришло время добиться прогресса и в душе.

Вчера – нет, вчера она выезжала в Толлохилл-Вуд, так что это, скорее всего, было в среду, – ей удалось направить распылитель на голову. Следующий диктуемый логикой шаг – оставить распылитель закрепленным и ополоснуться под душем полностью.

"Если у меня получится это, я найду Черного Аспида".

Нет. Слишком амбициозно.

"Если у меня получится, мне разрешат поработать с Редом Меткафом".

Кейт включает душ и дает воде нагреться, каждые несколько секунд пробуя температуру тыльной стороной ладони. Вода бьет о пол ванны и отскакивает, разлетаясь шипучими брызгами. Когда из распылителя хлещет чуть ли не крутой кипяток, Кейт залезает под душ и опускает голову, чтобы можно было дышать. Струи бьются о ее макушку – то самое место, которым Петра и Элизабет ударились о дерево, – вода растекается по плечам и груди, а потом с бульканьем уходит в отверстие под ее ногами. Теперь она вся мокрая, словно под штормовым дождем на верхней палубе "Амфитриты".