Шторм

Все удивлялись, что он отказывался есть, ведь, когда его переводили к ним из больницы, в документах значилось, что он может принимать пищу. Он осторожно помотал головой, сразу же почувствовав, как натянулась кожа за ухом и на шее. Попытки кивать и мотать головой были его единственной возможностью поддерживать общение. Еще в больнице Хаукеланд врачи и медсестры пытались установить с ним диалог – один поднятый палец «да», два пальца – «нет», но так как все общение сводилось к каким-то несущественным деталям, он решил не затруднять себя.

– Может, попозже?

Мягкая ладонь осторожно коснулась щеки, и она бесшумно вышла из комнаты. Она ему нравилась, помимо мягкости и доброты она обладала еще и потрясающей красотой. Так он решил. Одно то, что она способна находиться возле него, вызывало уважение. Он чувствовал, что в отличие от других медсестер она искренне сочувствовала ему. Она сказала, ее зовут Йориль. Ему казалось, имя не совсем ей подходит, ни той внешности, которую он себе вообразил, ни ей как человеку, но так уж и быть. Йориль хорошая.

Следующим пунктом программы был утренний туалет. Он это ненавидел. Унижение. Сидя, как женщина, при поддержке отвернувшейся медсестры. Звуки и запахи выдавали самое интимное, самое сокровенное. В такие моменты он понимал, как ненавидят медсестры свою работу.

Йориль оставила дверь открытой, так что постукивание сандалий было лучше слышно. От мягких грациозных шажков до тяжелой медленной поступи. Был среди медсестер тяжеловес. Элла. Ему не нравилась Элла по простой причине: от нее яснее, чем от других, сквозило неприязнью и отвращением. Она и разговаривала с ним так же: ни слова сочувствия. Слова ради слов. Как-то он попытался было отследить график дежурств, чтобы хотя бы знать, когда нужно собираться с силами, но из-за постоянных изменений отказался от этой идеи.

Он лежал здесь уже три месяца. Сначала его вывозили в холл по вечерам, пытались вовлечь в жизнь пансионата, но он ненавидел это выставление себя напоказ в качестве героя фильма ужасов. Он хотел быть один. Наедине со своими мыслями.

Очнувшись после случившегося, он испытал шок от собственного уродства, но при этом не знал, что именно произошло. Однажды где-то между многочисленными операциями он подслушал разговор врачей, которые обсуждали, как необъяснимая утечка бензина могла привести к взрыву газонокосилки. Сам он помнил только, как зашел в гараж, чтобы починить двигатель Бриггс Страттон, и в тот момент, когда наклонился над газонокосилкой, все вокруг почернело. Лишь после перевода в пансионат ему пришло в голову, что взрыв вовсе не был несчастным случаем. Не проходило и дня, чтобы он не ломал себе голову, пытаясь понять, кто и зачем это сделал, но единственное, в чем он был уверен, – его не пытались убить. Наказанием было не то, что произошло полгода назад в гараже. Его наказывали сейчас каждым болезненным вздохом. И наказание будет длиться до тех пор, пока однажды его силы не иссякнут.

Глава 4

Бергер Фалк осторожно стряхнул еще немного земли со скелета, присел и внимательно рассмотрел грудную клетку погибшего. Ни одной целой кости. Конечно, можно объяснить подобные травмы падением, склон в этом месте был весьма крутым, но что-то подсказывало офицеру, что это совсем не так, к тому же на черепе не было никаких повреждений. Не бей по лицу, не оставляй следов там, где другие могут их увидеть.

Останки поплыли перед глазами, и перед Фалком предстало лицо человека, которого он хотел бы забыть навсегда. Улыбка редко появлялась на нем, но даже когда внешне он выглядел беззаботным и радостным, скрытая ненависть сквозила в его чертах. Полжизни Фалк пытался найти ответ на вопрос, за что, но в итоге смирился с тем, что причины он никогда не узнает. Он вытянул левую ладонь. Два пальца были искривлены, переломы срослись неправильно. Последний привет от отца, оставшийся на всю жизнь. От отца, который так никогда и не ответил за свои злодеяния.

Домой Фалк попал уже затемно. Стая бездомных кошек бросилась врассыпную с лестницы, когда он завернул за угол дома, а затем, убедившись, что это именно он, замерла в ожидании. Офицер знал, что не успеет он закрыть за собой дверь, как все эти создания снова разместятся на лестнице. Знал он и то, что ему не будет покоя, пока он их не покормит. Правда, у добродушия была и своя цена. В его скромном садике пахло далеко не сиренью. Бездомные кошки были давней проблемой Рейне. И все меньше людей стремились им помогать. Возможно, именно поэтому возле дверей Фалка кошек становилось все больше.

Он принял душ, стараясь согреться. Улав Рист доставил к месту находки ленсмана, и при помощи криминалистов останки были осторожно извлечены из земли. Теперь дело оставалось за судмедэкспертами, которые должны были составить заключение. Фалк поделился своим предчувствием с ленсманом, но не нашел понимания, тот склонялся к версии о кладбище, на котором можно найти и не такое, если поискать.

Возможно, и все же не так. Это был ребенок. Искалеченный ребенок.