Шторм и штиль (с иллюстр.)

Поднялся второй юноша. Он был абсолютной противоположностью Байдачному. Невысокий, широкоплечий, волосы черные, как смоль, глаза тоже черные - большие, выразительные и властные. Такие глаза умеют приказывать, покорять. Держится свободно, даже независимо. Гортанным голосом с очень заметным акцентом он сказал:

– По национальности я - армянин. Зовут меня Вартан Жамкочян. Отец у меня - нефтяник, инженер. Мать - учительница, преподает физику и математику... Я закончил десятилетку и работал на буровой вышке бригадиром. Правда, мало работал. Взяли на флот. Люблю технику. Поэтому и на корабль меня послали машинистом... Хочу спросить: можно ли во время службы учиться заочно? Мечтаю о том, чтобы закончить институт и тоже стать инженером-нефтяником, как мой отец. Это очень интересно - нефть добывать...

– Учитесь, было бы желание, - ответил Лубенец. - Скажите, а в комсомольской работе участие принимали?

– А как же не принимали?! - встрепенулся и возмущенно блеснул глазами Жамкочян, и Баглаю показалось, что Лубенец даже смутился под этим взглядом. - Секретарем комсомольской организации были. Членом бюро райкома были! Принимали участие, дорогой, принимали!..

– Вот и хорошо, - сказал Лубенец, а сам подумал: «Меня заменит, это готовый комсорг корабля».

Вартан Жамкочян понравился всем. Ждали, что он еще скажет, но Лубенец уже спросил:

– Кто следующий?

– Я, - отозвался молодой матрос, чем-то очень напоминавший Куценького.

– Аркадий Морозов, - назвался он. - Радист по профессии.

И тут кубрик зашевелился, послышался оживленный и веселый шепот, и кто-то осторожно спросил:

– А вы, случаем, не брат нашего Куценького?

Аркадий улыбнулся.

– Что, похожи? Мы с Александром уж и сами в зеркало смотрели. Здорово похожи. Но не братья. Только оба одинаково свое дело любим. Что же рассказать о себе? - неторопливо продолжал Аркадий Морозов. - Я из Запорожья. Родители мои работают на заводе «Запорожсталь». Отец - сталевар, а мать заведует детским садом... И старшие братья - сталевары. А меня еще со школы потянуло к радио. А когда научился приемники делать, морзянку самостоятельно выучил. Кто-то передает в эфир, а я ловлю, читаю. А потом меня в геологическую партию взяли, там мой дядя геологом работал. Интересная у них работа, Целый день под солнцем, на ветру в земле копаются. А вечером соберутся, песни поют. А я им на гитаре играю.

– А почему сюда гитару с собой не взял? Не знал, что можно... Если разрешается, то я куплю, когда на берег сойду.

– Покупай, - сказал Лубенец, - если денег не хватит, мы тебе поможем.

Лицо Морозова раскраснелось, глаза радостно заблестели.

– Вот и хорошо, мне больше ничего и не надо. Потому что... на гитаре играю, а в музыке морзянка слышится, а в морзянке - музыка...

«Ох, и хлебну я с тобой горя, - подумал Баглай, - какой-то очень уж ты чувствительный, как девушка... Ну да ничего, флот закалит».

– А в учебном отряде, какие оценки?

– Все на «отлично». А прием и передача, не хочу хвастаться, шла у меня лучше всех. Все передавали и принимали восемьдесят знаков в минуту, а я - сто двадцать. Вот и старшина Куценький подтвердит, он меня вчера вечером проверял. Пусть скажет.

– Точно, подтверждаю, - сказал Куценький. - И технику не хуже меня знает. Я его как следует по материальной части погонял. Знает. Мне даже не верилось...

Одобрительный гул прокатился по кубрику. А на Морозова это не произвело никакого впечатления, он только обвел всех немного удивленными глазами, мол, чего это вы? А как же иначе?..

Потом выступил акустик Григорий Шевчук. Был он худощав и узкоплеч. Лицо продолговатое, бледное. Сказал, что имеет среднее техническое образование, работал в конструкторском бюро, оттуда его взяли на действительную службу...

Думал, что и на флоте есть его специальность, а когда узнал, что нет, очень разочаровался. Пришлось изучить гидроакустику...

– Вы недовольны? - спросил Баглай.

– Нет, почему же. Изучил и гидроакустику, интересно. Хочется поскорее к делу приступить.

– Остается еще наш будущий кок, - сказал Лубенец. - Прошу...

Семеня короткими ногами, к столу пошел невысокий, толстенький, краснощекий матрос. Его круглому, плотному телу было тесно в робе. Он обвел присутствующих веселыми глазами, сказал, что его зовут Мартын Здоровега, чем сразу же вызвал дружный смех, и повернулся к Баглаю:

– Ну, вот видите, товарищ лейтенант? Смеются! И правильно делают. И я смеялся бы на их месте...

– Я вас не совсем понимаю, - ответил Баглай, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.

– Разрешите, объясню... Ну, взяли бы меня в какие-нибудь запасные тыловые сухопутники, я и слова не сказал бы. Служи, Мартын, если тебе срок пришел. А то - в моряки!.. Ну, взгляните, какой из меня моряк?

Пока он говорил, в кубрике не затихал шум и смех.

– Так ты же - Здоровега! На что жалуешься? - крикнул кто-то.

– На своего отца жалуюсь, - наивно пояснил матрос.