Шторм и штиль[с иллюстрациями]

— Почему же «упрощенно»? Наша армия, наш флот — не безликая масса. Армия и флот состоят из Соляников, Баглаев, Вербенко, Кургановых… И если мы сегодня не воспитаем глубокого уважения, любви друг к другу, не проникнемся верой друг в друга, то кто знает, что случится, если снова, не дай бог, вспыхнет война…

Некоторое время в кабинете царила тишина. Курганов не отвечал, о чем-то задумался, собрав над широкими черными бровями глубокие морщины. А Вербенко, воспользовавшись паузой, продолжал:

— Мы, Виктор Васильевич, почти все свое время, энергию отдаем боевой подготовке, и это правильно. Иначе нельзя. Новая техника, новая сложная аппаратура, новые корабли… Но не мне вам говорить, что есть еще один вид оружия — морально-патриотическая сила бойца, закаленная, крепче любой стали. А ее одним уставом не воспитаешь. И таким поведением, как у Баглая, — тоже.

— Но ведь и таким, как у Соляника…

— Согласен. Соляник часто бывает недисциплинированным. И Баглай должен ставить его на место. Это его обязанность. Но не так, как в данном, конкретном случае. Сейчас Баглай фактически сыграл антивоспитательную роль. И дал Солянику все козыри в руки… Ведь команда все видела и слышала, и, уверяю вас, она — на стороне Соляника. А когда тот же Соляник опоздал с берега, пришел под хмельком и Баглай посадил его на гауптвахту, команда была на стороне командира корабля, вы это хорошо знаете. И комсомольская организация обсудила поступок Соляника, и в стенгазету он попал. И мы с вами не спорили, правильно поступил Баглай или неправильно. А вот сейчас — спорим… И я уверен: пока мы тут с вами беседуем, продолжаются разговоры и на корабле. Неприятные для Баглая разговоры.

Курганов долго молчал.

— Значит, вы считаете, — спросил он, наконец, — что Баглай должен снять взыскание? Иного выхода нет?

— Это еще не все, — поднял глаза Вербенко. — Я посоветовал Баглаю извиниться перед Соляником.

Худощавое лицо Курганова медленно начало бледнеть. Некоторое время он смотрел на своего замполита недоверчивым и ошеломленным взглядом, а потом спросил, сдерживая дрожь в голосе:

— Вы… вы не шутите, Григорий Павлович? Вербенко поправил на носу очки и ответил:

— Это мое мнение, Виктор Васильевич. А для Баглая это лучший выход. Очистит совесть.

— Лучший, говорите? — Серые глаза Курганова потемнели. — По-вашему, лучший?.. Тогда вот что… Вот что… Баглая не трогать!.. Никаких извинений!.. Никакой отмены взыскания. Он — командир корабля, и это его право — карать или миловать! И я вас прошу, товарищ замполит, не вмешиваться…

Он понимал, что так с Вербенко разговаривать нельзя, но не мог подобрать слов, которыми можно было бы определить, во что же именно его замполит не должен вмешиваться…

— Хорошо, — медленно поднимаясь со стула, глухо сказал Вербенко. Он уже направился к дверям, но остановился и с болью в голосе произнес: — Что с вами, Виктор Васильевич? Ведь мы всегда понимали друг друга.

Курганов холодно взглянул на него:

— В части и на кораблях должна быть железная дисциплина. Тут двух мнений быть не может. Пусть Баглай в чем-то и перегнул, но он — за твердую дисциплину. Вот почему я его поддерживаю. Разве это не понятно?

16

Наконец Юрий Баглай выбрал время сходить к Федору Запорожцу.

Шел он к нему в прекрасном настроении, потому что все у него сложилось наилучшим образом. Перед Соляником он не извинился, но вызвал его к себе в каюту и сказал что отменяет свое взыскание, а это можно было расценивать и как извинение, если уж так хочется Вербенко. Корабль посетил командир части Курганов, побывал на всех боевых постах и в кубриках и остался доволен четкостью службы и образцовой чистотой. Во время разговора командир части намекнул, что вскоре состоятся большие учения и он намерен пойти в море на корабле Баглая… Ну что ж, пусть идет. Если в прошлом походе такой неистовый шторм одолели, то теперь труднее не будет. Взобравшись по высокой крутой каменной лестнице на гору, Юрий еще издалека услыхал голос жены Федора. А когда подошел ближе, то понял, что Марина бранит своего мужа, который принес с моря не ту рыбу, какую ей нужно.

— Ну для чего ты мне эту худоребрую пикшу притащил?.. Вон люди ставриду, скумбрию, кефаль ловят!.. Может, и барабульку или хамсу принесешь? А может, пойдешь с мальчишками бычков ловить на рачка?.. Тебе больше ничего и не осталось! Только матросскую тельняшку носишь, а пользы от тебя — как от этой вот пикши!..

Федор Запорожец, как всегда, ворчливо защищался:

— Да я тебе из этой пикши таких блюд наготовлю — за уши не оттянешь… А тельняшку мою не трогай, на ней ордена висели.

— Подумаешь, висели! — не успокаивалась Марина. — Уже и коробочка с орденами пылью покрылась… Хоть бы когда-нибудь надел да показался!

— А зачем это мне их надевать? Вот будет День Победы или Октябрьские праздники, тогда и надену… А ты все кричишь, лишь бы к чему-нибудь придраться. Потому что если не покричишь, тебя и сон не возьмет.

Юрий Баглай мог бы просто открыть калитку и войти во двор на правах своего, но решил позвонить, пусть утихомирятся, услыхав, что кто-то пришел.

Калитку открыла Марина.