— Может быть, ты прав. Но тогда мне нельзя было рисковать. Я не знала, твой это ребёнок или Джонни. Боже, как я испугалась. Мои родители были глубоко религиозными. Я уже была для них огромным разочарованием и позором. Я не знала, что делать. Поэтому... — она выдыхает, — я решила рассказать Джонни. Не в обиду тебе, Джейк, но Джонни всегда был гораздо более отзывчивым, чем ты. Он был менее... напряжённым, я думаю. Итак, после того, как я набралась смелости, чтобы пойти к нему, я пришла к тебе домой в Нью-Йорке. Была вечеринка, как обычно. Тебя там не было. Тома и Денни тоже — я заметила это. Но мне нужен был Джонни. В конце концов, я нашла его в своей спальне... — она поворачивается к Бобу. — Я сожалею, что рассказываю такие вещи о вашем сыне перед вами.
— Не стоит. Ты не можешь рассказать ничего такого, что шокировало бы меня, Тиффани. Я знал своего сына и всё равно любил.
Она медленно выдыхает и переводит взгляд на меня.
— Я вошла в его комнату. Он потерял сознание на своей кровати... на его руке был затянут ремень, а рядом с ним на кровати лежала использованная игла. В комнате находилась ещё пара девушек без сознания — одна на кровати и одна на полу. На тумбочке был кокаин. Везде валялись пустые бутылки из-под алкоголя. Ничего такого, чего я не видела раньше, но беременность заставила меня взглянуть на всё это более ясными глазами. В тот момент я поняла, что не хочу, чтобы мой ребёнок жил такой жизнью. Если бы я рассказала Джонни о беременности, как раз это и случилось бы.
Я знал это о Джонни. Знал, что время от времени он вводил инъекции. Сам я никогда не пользовался иглой, но для него такой границы не существовало. Я ненавидел это, но никогда не пытался его остановить. Я всегда был под кайфом. Каким же лицемером я был, когда в течении дня едва ли был чист?
— Родители отреклись от меня, когда я сказала им, что не откажусь от ребёнка, — продолжает Тиффани. — Поэтому я уехала из Нью-Йорка. Нашла дешёвую квартиру в Квинсе. Хоть это и было трудно. Мне удавалось жить на пособие до тех пор, пока Шторму не исполнился год, а затем я устроилась на работу в пекарню Мэри. Работа шла в комплекте с комнатой в квартире этажом выше. С тех самых пор мы живём здесь. И мы были счастливы — до тех пор, пока... я не заболела.
Я как раз собирался спросить о её болезни. Сколько ей осталось жить? Что будет со Штормом, когда её не станет?
Но потом до меня доносятся голоса и звуки открывающейся и захлопывающейся входной двери.
Взгляд Тиффани скользит к часам, висящим на стене.
— Он пришёл домой раньше, — говорит она.
— Он знал, что мы будем здесь? — спрашиваю я.
— Да. Он знал, что ты приедешь, чтобы увидеться с ним. Но я ждала его в полчетвёртого. Он рано, а значит, он ушёл из школы на час раньше, чем предполагалось, что означает, что у него неприятности.
— Что именно ему известно об этой ситуации? — спокойно спрашиваю я, не веря, что не спросил об этом раньше. — Он знает, что я мог бы быть...
Тиффани качает головой.
— Нет. Он знает, что было двое мужчин... один, из которых потенциально мог бы быть его отцом, — тихо говорит она. — Сейчас он знает о Джонни, но не то, что другим мужчиной в этом уравнении был ты.
Отведя глаза от Тиффани, я смотрю на открытую дверь, слыша тяжёлые шаги в коридоре, и моё сердце бьётся в два раза быстрее.
Затем, секунду спустя, в дверном проёме появляется двойник Джонни, и моё сердце уходит в пятки.
Глава 10
Я пялюсь.
Я знаю, что пялюсь.
Но такое ощущение, будто я вернулся в прошлое. Каждый дюйм Шторма — это Джонни. Это ужасает и удивляет одновременно.
Шторм выглядит так же, как Джонни, когда я впервые встретил его, переехав в Штаты.
Он его точная копия — от худощавой фигуры и длинных лохматых тёмно-русых волос, зачесанных назад, до голубых глаз... глаз Джонни. И они устремлены прямо на меня.
Если имелись какие-либо сомнения, что Шторм не был сыном Джонни, то они исчезли в этот самый момент.
— Шторм, почему ты дома так рано? — мягкий голос Тиффани разносится по комнате.
Шторм переводит взгляд с меня на Боба. В конце концов, он смотрит на мать.
— У меня перемена, — в итоге отвечает он.
Не знаю, от чего мне плакать, от облегчения или от боли.
Тиффани вознаграждает Шторма тем же взглядом, которым Тру смотрит на Билли, когда у него возникают проблемы в школе, что случается нечасто. Он просто унаследовал немного бунтарства от меня.
Тиффани не задаёт Шторму вопросов об этом, по-видимому, оставляя всё, как есть.
Я встаю. Прижав потные ладони к джинсам, я прочищаю горло.
— Шторм... я Джейк.
Он снова смотрит на меня. Его взгляд пронизывает меня насквозь. Я не могу прочитать его. У него несколько отстранённый взгляд.
— Я знаю, кто вы.
— Шторм... — раздаётся дрожащий голос Боба позади меня.
Я смотрю на Боба, когда он продвигается вперёд, становясь рядом со мной.
— Я Боб. Твой... дедушка. Я так рад познакомиться с тобой.
Шторм ничего не говорит. Он просто стоит на месте, глядя на нас обоих.