Когда я, в качестве послеоперационного ухода, массировал его ногу, твёрдым становилось кое-что другое. У Шторма был стояк, и у меня тоже! Тогда я впервые задался вопросом, уж не нравятся ли мне мужчины. В Уайт-Сити это нормально, и это не проблема, но… Почему я нахожу привлекательным именно Шторма? Во-первых, ему девятнадцать, то есть, он на восемь лет моложе меня, и он Воин. Во-вторых, я ненавижу всё, что связано с режимом. И больше всего я ненавижу шоу, на которых солдаты выбирают себе рабынь, которыми можно пользоваться целую ночь. К счастью, трансляции приостановили на неопределённый срок. Мне было бы невыносимо видеть Шторма с другим мужчиной, а то, что ему нравятся мужчины, он сказал мне ещё в больнице. Так, между прочим, словно это самая нормальная вещь в мире — доверить такие интимные секреты своему врачу. Сначала я подумал, что Шторм доверяет мне, потому что как врач я обязан хранить врачебную тайну, но вскоре понял, что за этим скрыт определённый умысел.
— Хорошо, давай посмотрим.
Я ставлю свою медицинскую сумку — без неё я никогда не выхожу из дома — около него на матрас. Свою куртку кидаю рядом.
Кровать — единственное место в комнате, где наведён порядок, в остальном в комнатушке на четвёртом этаже повсюду раскидана одежда и другие вещи. Шторм во всех отношениях моя противоположность, и прежде всего он неряха. Мои светлые волосы никогда не бывают растрёпанными, и я ношу дизайнерские костюмы. Вообще всё в моей жизни приведено в порядок, всё на своём месте. Тем не менее, этот человек меня очаровывает. Может быть, потому, что глубоко внутри я бунтарь, инакомыслящий, и моя упорядоченность лишь фасад, который я должен поддерживать для правящего режима, чтобы выжить.
Шторм смотрит на меня, пока я достаю из сумки мазь. Прочистив горло, я закатываю рукава своей рубашки:
— Так значит, у вас домашний арест.
— Да, и всё это из-за Хрома и той рабыни. Теперь, когда два Воина слиняли, всё идёт наперекосяк. — Он со вздохом откидывается на кровать и скрещивает руки на затылке, при этом его бицепсы значительно выделяются. — Теперь все они сходят с ума.
Я втираю мазь в свои ладони, чтобы её согреть, и кладу их на колено. Я хотел бы рассказать Шторму всё, просветить его. Если бы мне удалось показать это чёртово видео, может быть, он изменил бы своё мнение относительно Сената. Предводитель повстанцев Джулиус снял в Резуре — городе аутлендеров — фильм, чтобы показать жителям Уайт-Сити, что на самом деле происходит снаружи, и как режим их дурит.
Поэтому я говорю только:
— Гм, — но затем продолжаю как можно более безобидно: — Жаль, что ты носишь чип-передатчик, и тебя можно отследить. Иначе мы могли бы сходить в бар что-нибудь выпить.
Потому что я довольно часто выбираюсь из дома… Но говорю я это, чтобы заставить Шторма задуматься, насколько сильно главы города распоряжаются его жизнью. В настоящий момент он заперт в своей комнате. Но будет трудно убедить молодого Воина в том, что Сенат их всех обманывает. Потому что молодые люди из-за отсутствия жизненного опыта больше верны режиму.
Шторм улыбается так широко, что в моём животе снова покалывает.
— Эй, мы же можем и у меня дома что-нибудь замутить. Алкоголь есть.
Я улыбаюсь в ответ.
— Позднее. Сейчас мне нужна ясная голова. В конце концов, я здесь для того, чтобы лечить тебя.
Я скольжу ладонями выше, под полотенце, и массирую его бедро. Оно полно сил и полностью в порядке.
Тихонько застонав, Шторм закрывает глаза.
— Это так приятно.
Под его полотенцем отчётливо видна выпуклость. У меня пересыхает в горле, сердце бешено бьётся.
— Ты уже колол себе стимуляторы?
— Не-е-е, — ворчливо отвечает он. — Мне их ещё не давали. Почему спрашиваешь?
— Просто так.
Солдаты получают это средство только когда заканчивают обучение, и им впервые разрешено принять участие в шоу. Я рад, что Шторм его не получил — ему не придётся проходить через ломку. Что также даёт мне надежду, что шоу отменены надолго. А поскольку он не принимает стимулятор, это означает, что возбуждён он из-за меня.
— Открыть тебе секрет? — дерзко спрашивает он.
Я прочищаю горло и говорю:
— Да.
— Я всегда представлял, каково было бы ощутить твои руки на моём члене.
Мой член дёргается, и я подавляю стон. Сколько раз уже я представлял его руки на своём теле — и не сосчитать.
Мои пальцы на его бедре костенеют, и я закрываю глаза. Должен ли я осмелиться? Шторм этого хочет, а я… Теоретически он мой враг.
Я открываю глаза и вижу, что он стянул полотенце. Он лежит передо мной обнажённый. Его эрекция поднимается по диагонали вверх, и он трёт её, глядя на меня горящими глазами.
Похоже, сегодня я не смогу устоять перед ним. Может быть, мне надо это сделать. Один раз. И никогда больше с ним не встречаться.
— Нравится то, что ты видишь? — спрашивает Шторм хрипло.
Я могу только кивнуть. Всё в нём мне нравится. Каждый идеальный сантиметр.
Как загипнотизированный смотрю я на полоску тонких волос, которая идёт вниз от пупка. Шторм подстриг волосы на лобке. С мошонки удалил полностью. Всё выглядит чистым и ухоженным.
У меня во рту начинает скапливаться слюна.