Шторм войны

И идем дальше, погрузившись в уютное молчание. На сей раз тишина не грозит удушьем. Мои обычные тревоги растаяли, ну или, по крайней мере, надолго отступили. Килорн – тоже член моей семьи. С ним я чувствую себя в тихой гавани. Там, где можно не думать о последствиях. Никакого прошлого, никакого будущего.

В конце улицы, под фонарем, из пелены дождя материализуется фигура, окруженная светящимися брызгами. Я узнаю этого человека, прежде чем мое тело успевает отреагировать.

Джулиан.

Долговязый Серебряный на мгновение замирает, заметив нас, и этого достаточно, чтобы все понять. Он выбрал не нас.

С головы до ног я леденею. «Даже Джулиан».

Когда он приближается, Килорн слегка подталкивает меня и шепчет:

– Я могу уйти.

Я мельком взглядываю на него и вдруг ощущаю прилив сил.

– Пожалуйста, не надо.

Он коротко кивает, озабоченно сдвинув брови.

Мой старый наставник, невзирая на дождь, по-прежнему в своем длинном одеянии. Он стряхивает воду со складок выцветшей желтой ткани. Бессмысленно. Дождь продолжает лить, распрямляя завитки испещренных сединой волос.

– Я надеялся застать тебя дома, – говорит Джулиан через шелест дождя. – Ну… точнее говоря, я надеялся застать тебя не расположенной к разговорам, чтобы можно было отложить это на утро. Я не думал, что мы встретимся на улице, в такую погоду… – он встряхивает головой, как собака, и отводит волосы с глаз.

– Скажи, что хотел, Джулиан, – отвечаю я, складывая руки на груди. С наступлением ночи похолодало. Даже в жарком Пьемонте можно простыть.

Джулиан молчит. Его взгляд падает на Килорна, он вздергивает бровь в знак невысказанного вопроса.

– Не смущайся, – говорю я, отвечая на невысказанный вопрос. – Говори скорей, пока мы все не утонули.

Мой голос звучит резче, и Джулиан тоже напрягается. Он неглуп. Его лицо меркнет, когда он замечает мое разочарование.

– Я знаю, ты чувствуешь себя покинутой, – начинает он, с невыносимым тщанием подбирая слова.

И я невольно вскидываюсь.

– Придерживайся темы. Я не намерена слушать лекцию о дозволенных чувствах.

Он лишь моргает, принимая мой упрек. И молчит – так долго, что дождевая капля успевает скатиться по его прямому носу. Он тянет время, чтобы оценить собеседника, изучить, измерить. Впервые сдержанность Джулиана вселяет в меня желание схватить моего старого наставника за плечи и вытрясти из него хоть какие-то необдуманные слова.

– Очень хорошо, – произносит он негромко и с обидой. – Так вот, в интересах истории или того, что скоро станет историей, я буду сопровождать племянника в вашем путешествии на запад. Мне бы хотелось увидеть Свободную республику своими глазами, и я полагаю, что буду полезен там Кэлу.

Джулиан делает шаг вперед, ко мне, но раздумывает. Предпочитает держать дистанцию.

– Тиберий интересуется тайнами истории? А я и не знала, – насмешливо говорю я – резче обычного.

Джулиана практически разрывает на части, это очевидно. Он едва смеет посмотреть мне в глаза. От дождя волосы облепили лоб, нависли над глазами, напоминая щупальца. И от этого Джулиан как-то разгладился, словно сбросил много лет. Он выглядит моложе, чем в день нашего знакомства почти год назад. Он не так уверен в себе. Полон сомнений и тревог.

– Нет, – признает он. – В то время как я поощряю племянника расширять, по возможности, кругозор, тем не менее, есть вещи, от которых я бы предпочел его удержать. Есть щели, в которые не стоит лазить.

Я поднимаю бровь.

– Что ты имеешь в виду?

Джулиан хмурится.

– Кажется, он упоминал, что питает какие-то надежды в отношении Мэйвена.

Пока не предпочел мне корону.

– Да, – чуть слышным шепотом отвечаю я.

– Он думает, что есть способ исцелить брата. Вылечить раны, нанесенные Эларой Мерандус. – Джулиан медленно покачивает головой. – Но невозможно собрать головоломку, в которой недостает кусочков. Или склеить заново разбитое стекло.

В животе у меня все переворачивается. Я это и так знаю. Я видела своими глазами.

– Это невозможно.

Джулиан кивает.

– Невозможно и безнадежно. Попытка, обреченная на неудачу. Она лишь разобьет сердце моему мальчику.

– С чего ты решил, что меня волнует его сердце? – язвительно спрашиваю я, чувствуя горький вкус лжи.

Джулиан делает очень осторожный шаг вперед.

– Будь с ним помягче.

Я немедленно выпаливаю:

– Да как ты смеешь говорить мне это?

– Мэра, ты помнишь, что было написано в тех книгах? – спрашивает Джулиан, поплотнее запахивая на себе свое одеяние, и в его голосе звучат умоляющие нотки.

Я вздрагиваю, и не от холода.

– Да, – отвечает Джулиан, энергично кивая, и я морально готовлюсь к лекции. – Эта идея не нова, Мэра. Разные люди, в той или иной степени, чувствовали себя так на протяжении тысяч лет. Избранные или проклятые, вознесенные судьбой или обреченные. С тех пор как возникло сознание, задолго до того, как Красные и Серебряные разделились. Ты знаешь, что короли и прочие правители часто считали себя ставленниками богов? Они думали, что предназначены занимать свое место. Хотя, разумеется, были и те, кто воспринимал свой долг как проклятие.