Шторм войны

Камни мостовой мелькают под ногами. Снова поднимается ветер, на сей раз западный. Он несет с собой узнаваемый запах крови. Я подавляю дурноту, когда передо мной встают воспоминания. Осада. Трупы. Кровь обеих цветов. Мое запястье, хрустнувшее в хватке сильнорука. Сломанные шеи, разорванные грудные клетки, блестящие внутренности, торчащие кости. В бою можно не замечать всякие ужасы. Это даже необходимо. Испугаешься – умрешь. Но сейчас другое дело. Сердце начинает биться втрое быстрее, тело покрывается холодным потом. Пусть даже мы выжили и победили, страх поражения рвет мне душу на части.

Я все еще их чувствую. Нервы как электрические нити – в каждом, кого сразила моя молния. Похожие на тонкие светящиеся ветви, разные и в то же время одинаковые. Убитых слишком много. В красном и в синем. Жители Норты. Озерные. Сплошь Серебряные.

Надеюсь.

Эта мысль – сродни удару под дых. Мэйвен и раньше использовал Красных в качестве пушечного мяса или живого щита. Я даже не подумала об этом. Никто из нас не подумал – а может, остальным было все равно. Дэвидсону, Кэлу, даже Фарли, если она решила, что игра стоит свеч.

– Эй, – негромко говорит она, беря меня за руку.

От внезапного прикосновения я вздрагиваю – ее пальцы смыкаются на моем запястье, напоминая кандалы. Я с силой вырываюсь и отскакиваю, издав нечто вроде рычания. А потом краснею. Мне стыдно своей реакции.

Фарли отступает, вскинув руки и глядя на меня расширившимися глазами. Но в них нет ни страха, ни осуждения. Ни даже жалости. Только… понимание.

– Извини, – поспешно произносит она. – Я забыла, что не надо трогать твои запястья.

Я слегка киваю и прячу руки в карманы, чтобы скрыть фиолетовые искры на кончиках пальцев.

– Все в порядке. Я не…

– Мэра, я знаю. Так бывает, если немного притормозить. Тело снова начинает переживать то, что было. Иногда травм слишком много, и стыдиться тут нечего, – она кивком указывает в противоположную башне сторону. – И совершенно не стыдно пойти и немного поспать.

– Там были Красные? – перебиваю я и указываю на поле, на полуразрушенные городские стены. – Мэйвен и Озерные послали в бой Красных солдат вместе с остальными?

Фарли моргает. Она явно не ждала такого вопроса.

– Понятия не имею, – наконец отвечает она, и я слышу в ее голосе тревогу. Она тоже не знает. И не желает знать. Как и я. Я этого не вынесу.

Я разворачиваюсь, в кои-то веки вынудив Фарли рысить следом.

Вновь наступает тишина, в равной мере полная гнева и стыда. Я погружаюсь в нее и мучаю себя. Воскрешаю в памяти отвращение и боль.

Будут новые сражения. Будут умирать люди – неважно, какого цвета крови. Такова война. Такова революция. Под перекрестный огонь попадут и другие. Забыть – значит снова обречь их на муки – и следующие поколения тоже.

Поднимаясь по ступенькам башни, я держу сжатые кулаки в карманах. Сережка колет ладонь, красный камушек нагрелся. Надо выбросить ее в окно. Если я и должна о чем-то забыть, то именно о Кэле.

Но сережка остается.

Бок о бок мы с Фарли входим в зал совета. Перед глазами у меня все плывет, и я пытаюсь прийти в нормальное состояние. Наблюдать. Запоминать. Читать между строк, распознавать секреты и ложь в том, что осталось несказанным. Я понимаю, отчего мне так хотелось вернуться сюда, пусть даже я вправе уйти.

Не потому что это важно. Не потому что я могу быть полезна.

Потому что я эгоистична, слаба и труслива. Я не в силах остаться наедине с собой. Только не сейчас.

Поэтому я сижу, смотрю и слушаю.

И постоянно ощущаю на себе его взгляд.

2. Эванжелина

Ее было бы так легко убить.

На шее Анабель Леролан черные и оранжевые драгоценные камни, перевитые нитями розового золота. Одно движение – и я могла бы перерезать старухе сонную артерию. Положить конец Анабель и ее замыслам. Разорвать проклятую помолвку на глазах у всех присутствующих в зале. Матери, отца, Кэла, не говоря уж о Красных бандитах и иностранных выродках, с которыми мы оказались связаны. Впрочем, Бэрроу нет. Она еще не вернулась. Возможно, продолжает скулить о своем потерянном принце.

Конечно, смерть Анабель положит начало новой войне, расколов и без того непрочный союз. Способна ли я на это – променять преданность на личное счастье? Стыдно задавать себе этот вопрос, даже мысленно.

Старуха, очевидно, чувствует мой взгляд. Ее глаза на мгновение обращаются ко мне, а на губах играет усмешка, когда она поудобней устраивается в кресле.

На ней роскошное красно-черное-оранжевое одеяние. Это цвета Калоров, не только Лероланов. Анабель недвусмысленно дает понять, кому верна.

Вздрогнув, я опускаю взгляд и разглядываю собственные руки. Один ноготь уродливо сломан, я повредила его в бою. Немедленно превратив одно из своих титановых колец в накладной коготь, я надеваю его на палец и постукиваю им по подлокотнику трона, хотя бы для того, чтобы позлить маму. Она искоса смотрит на меня – это единственное свидетельство ее раздражения.