Цвета, вкусы, запахи, визуальные эффекты — всё кружило голову и дарило ощущение жизни, а не тоскливого тюремного болота, безвременья, квазинебытия, анабиоза.
Всю эту палитру чувств, эмоций, ощущений я пережил именно там, в учебке, в ДНР.
И как это ни странно, наверное, слышать, но даже лютый трэш ЛБС не переплюнул полноту и остроту ощущений того периода.
10 августа, ровно через две недели после прибытия, нас погрузили в автобусы и мы двинулись в путь.
Я последний раз посмотрел на лесной массив, в котором располагался наш лагерь, и мысленно попрощался с Донетчиной.
Ещё одна страничка перевёрнута.
Наступало время упоительнейших историй.
XXII
Мистер Фьюжн был моим командиром ещё с учебки.
С ним мы проходили боевое слаживание, и здесь, за ленточкой, нам тоже пришлось поработать вместе.
Наши пути разошлись, когда меня откомандировали в Н-скую бригаду морской пехоты.
Я думал, нам уже не доведётся свидеться, но после того, как я вернулся в город Т., наши дорожки снова сошлись.
Мистер Фьюжн первым сбежал из «синей ямы» города Т. туда, где я нахожусь сейчас.
Я же приехал с последней партией.
К этому времени мистер Фьюжн уже сформировал себе группу, и на первом их задании я к нему не попал.
А задание было лютое.
На броне БТРа группа должна была прорваться прямо к окопам хохлов в районе «очка Зеленского» и…
…да, да.
Было два таких задания.
Я участвовал в последнем, когда БТР на полном ходу влетел в противотанковый ров.
А за две недели до этого было первое. Меня в ту группу не включили.
А вот мистер Фьюжн был командиром обеих групп.
И когда мы летели по полю на БТР и по нам за километр до спешки начали бить хохлы, для всех нас это был исключительно новый экспириенс.
Для всех, кроме мистера Фьюжна, поскольку он это всё уже проходил двумя неделями ранее.
И в тот раз они прорвались к позициям. Они спешились. Они зашли в окоп под огнём.
И сразу же попали как куры в ощип. Слева хохлы и справа хохлы.
А им говорили, что «там…».
Ну, вы поняли.
И сразу же, в первые минуты замеса, там погиб мой товарищ с ИК-53 Юра.
С Юрой я работал по соседству в ночной смене на швейке. Мы не общались, просто здоровались. Оказавшись здесь, общение не восстановили, но, поскольку мы были с одного лагеря, какие-то нити всё-таки проступили.
Там он был для меня одним из многих. А здесь — одним из тех, с кем мы вместе сделали свой шаг за «шлюза» колонии. С кем мы вместе прибыли в учебку. С кем мы вместе в конечном итоге оказались там, откуда Юра шагнул в вечность. Он сел в «тайфун» и уехал в один конец, а я в ту ночь остался на охране их дома. Мистер Фьюжн не взял меня с собой.
Очутившись в окопе, Юра повёл себя странно. Зачем-то отбился от группы и занырнул под какой-то искореженный профлист, видимо сорванное покрытие окопа. Занырнул прямо туда, где сидело гадьё. И получил автоматную очередь.
В том бою, получив тяжёлое ранение руки и сразу двух ног, обезумев от боли и понимая, что эвакуации не будет, попытался сдаться боец, с сестрой которого я общался не так давно на предмет исчезновения денег с его карты.
Он крикнул хохлам:
— Мужики, я сдаюсь, гранат нет!
Хохлы кинули РГН между ним и группой, утащили его к себе в клубах пыли.
Очень скоро, буквально через несколько минут, оттуда, где они засели, раздался одиночный выстрел.
Тяжелораненый пленный хохлам не нужен.
Стандартный набор вопросов: кто такие, сколько вас, какое задание — и пуля в голову.
Мы поступаем так же.
No questions.
Мне рассказали об этом четыре человека, бывшие там. Независимо друг от друга. С их слов я пересказал эту историю его сестре, ещё по горячим следам. Я считаю, я считал, что родственники должны знать правду такой, какая она есть.
Девушка не смогла принять эту правду.
Она обвинила меня во лжи, в клевете, в том, что я цинично и мерзко пачкаю в грязи имя её брата, выставляю его предателем.
Я терпеливо выслушивал упрёки, горькие слова, оскорбления. Я проявил уважение к её боли.
Она прекратила общение.
Спустя день вышла на связь снова. Не извинилась. Она смирилась с мыслью о гибели своего брата, но не смирилась с тем, что он хотел сдаться.
«Это была его легенда, — родил объяснение её мозг, — он хотел подпустить хохлов поближе и взорвать их гранатой. Он их обманул, сказав, что гранат нет. Вы просто не знаете об этом. У него была граната, потому что её не могло не быть. Вы не разобрались и сразу же навешали ярлыки. Как вы могли? Как вам не стыдно? Не взорвал, потому что не получилось. Оглушило взрывом их гранаты. А потом он не смог…
И этот выстрел. Это хохлы могли сымитировать. Ввести в заблуждение. А на самом деле они его забрали, он сейчас в плену.
Поэтому он не предатель, это вы его все предали.
Вы не помогли. Вы допустили, чтобы его взяли в плен. А потом навесили на него ярлык, оклеветали».
Она снова бросила трубку.
«Хорошо, — думал я. — Пусть будет так. Пусть так будет у вас. Если вам так легче, пусть будет так. Ему уже всё равно. Его тело никогда не будет найдено. Как тело Барса. Как тело Юры. Как тела двух моих товарищей, погибших в лесополке между Работином и Н-кой».