Штормовая пора

— Ну, пока, земляк! — сказал мне капитан. — Теперь встретимся в Клайпеде. Осталось взять внешние обводы — и мы будем там!

И мы действительно там встретились в тот самый час, когда немцев выбили из города на косу Курише-Нерунг, отделенную от порта лишь небольшим проливом. Со злобой и остервенением, бессмысленно они обстреливали оттуда город артиллерийским и минометным огнем. На улицах грохотали взрывы. Клубы кирпичной пыли взвивались над домами. Поминутно раздавались свистки регулировщиков, которые останавливали прохожих и предлагали укрыться в подъездах домов. Но время было дорого. Несмотря на артиллерийский обстрел, войска двигались по центральной улице. Они спешили вперед, чтобы с наступлением темноты форсировать пролив, выбраться на косу и отрезать гитлеровцам путь отступления к Кенигсбергу.

Я смотрел на бойцов, устало шагавших с автоматами на груди, обходивших свежие воронки, перебиравшихся через развалины. И вдруг заметил круглое, как солнышко, сияющее лицо Феди Грудкина и рядом с ним худенькую, затянутую ремнем фигуру капитана Гладких. Увидев меня, он улыбнулся, поднял над головой руку и протянул ее вперед, давая понять, что здесь все сделано, теперь идем дальше. До встречи в Кенигсберге!

Наступление на Клайпеду и то, как мне удалось с первым броском наших войск войти в город и, укрывшись в подвале, сделать набросок корреспонденции, а затем мчаться за десятки километров на узел связи, просить-убеждать передать мой материал в Москву вне очереди, — все это не идет ни в какое сравнение с предшествовавшими событиями в Паланге 10—11 января 1945 года.

Но как я был счастлив, когда 29 января 1945 года вместе с приказом Верховного Главнокомандующего № 262 о взятии Клайпеды в «Правде» появилась моя корреспонденция «Освобождение Клайпеды». В ней я рассказал, как развивалась операция, в которой, кроме пехоты и артиллерии, участвовали морские летчики, тяжелые железнодорожные батареи — все, чем располагал флот в этом районе…

Конец этой истории в Москве. Мы встретились у Всеволода Витальевича в Лаврушенском переулке, сидели в столовой. Таня-балтиец, верный страж дома Вишневских, угощала нас крепким морским чаем. Всеволод Витальевич интересовался, где мне довелось побывать. Я охотно рассказывал…

— Что вам больше всего запомнилось? — вдруг спросил он.

— Паланга!

— Почему?

— Там мы пережили оптимистическую трагедию.

И стал вспоминать, как все было. Вишневский выслушал с интересом и сказал:

— Вот так, как вы мне рассказывали, надо об этом написать…

Я последовал совету Вишневского с большим опозданием, написал только теперь, когда его уже нет…

ТАК РУШАТСЯ ЦИТАДЕЛИ

Всю зиму велась борьба на дальних подступах к Кенигсбергу, а в начале апреля, с первыми лучами весеннего солнца, с первым теплым ветерком, загудела-застонала земля. Воздух раскалился и дрожал. Подобно молниям, сверкали вспышки орудий, обстреливавших Кенигсберг, самолеты сбрасывали на него бомбы. Даже за десятки километров этот город казался сплошным адом. Вероятно, в таком виде рисовалось «светопреставление» нашим богобоязненным предкам. Серо-бурый дым поднимался высоко в небо, стелился по земле, плыл над дорогами и хуторами.

Все теснее и теснее сжималось кольцо вокруг зловещего гнезда прусской военщины.

С наблюдательного пункта, разместившегося в одном из хуторов на крыше господского дома, через стереотрубу я видел красные островерхие башенки, продырявленные снарядами. Дальше лежал огромный город с артиллерийскими заводами «Остверке», с судостроительной верфью «Шихау», с сотнями крупных и мелких предприятий, с гаванями, вокзалами, электростанциями. Город, в котором многие годы гремели победные марши и слышались призывы: «Дранг нах Остен». Сейчас этот город был охвачен огнем и дымом.

«На нас двигаются апокалипсические полчища, — истерически вещала кенигсбергская радиостанция. — Нам останется победить или погибнуть».

Но никакие заклинания уже не могли спасти столицу Восточной Пруссии. Бои перекинулись в предместья Кенигсберга, и дни его были сочтены.

На оперативной карте, с которой уже несколько суток не разлучался начальник штаба полка, красные стрелы упирались в одну точку. Это был форт Шарлоттенбург — один из пятнадцати фортов, прикрывавших внешний обвод Кенигсберга. Он стоял в глубине леса, окруженный широким рвом с водой и мешал продвижению наших войск. Его нужно было взять во что бы то ни стало… И как только стемнело, солдаты осторожно поползли к каналу, окружавшему форт, спустились в воду и поплыли. Немцы не сразу их обнаружили, а потом было уже поздно. Наши солдаты закрепились под стенами форта и блокировали его со всех сторон.