Штормовая пора

Теперь он наспех закусывал, объясняя мне:

— Вы думаете, это сплошной лес? Ничего подобного! Тут сколько угодно помещичьих усадьб, и из каждого подвала, из каждой подворотни стреляют… Так что в основном действуют штурмовые группы, ликвидируют немецкие огневые точки, засады автоматчиков. Вот так, шаг за шагом, мы сегодня продвигались вперед… А что будет завтра — увидим…

Нашу беседу прервал вестовой:

— Товарищ подполковник, к вам женщины, — сказал он, как будто даже радуясь.

Соленко пожал плечами:

— Какие еще там женщины?

— Наши, русские. Ну, и одна немка с ними…

— Веди их сюда, — приказал Соленко и поднялся.

В следующий миг вошло несколько девушек с чемоданами и узелками. Они наперебой стали рассказывать, что эта вот немка была надзирательницей в женском лагере, мучила их, била, издевалась. После взятия Кенигсберга она убежала.

И надо же было встретиться палачу со своими жертвами.

Очень кстати тут оказался лейтенант, хорошо знавший немецкий язык. Он помог нашему «знакомству» с палачом в юбке Мартой. Вероятно, встретив на улице немецкого городка, мы не обратили бы на нее внимания: обыкновенная фрау, мать семейства.

В отличие от многих, разыгрывавших из себя противников Гитлера и его режима, Марта была цинично откровенна.

Впрочем, она и не могла себя вести иначе, ведь рядом стояли грозные обличители…

Она вытянулась по стойке «смирно», как, вероятно, не раз вытягивалась перед комендантом лагеря, и отвечала на вопросы командира полка чеканным голосом вымуштрованного солдата. Она не собиралась скрывать свою принадлежность к национал-социалистической партии и о том, что работала в концлагерях…

В последний год под ее началом было тысяча семьсот русских, полек, от шестилетних детей и до седых старух. Семь немок и двое эсэсовцев с собаками помогали Марте.

Слишком профессиональный она палач, чтобы маскироваться и прятать концы в воду.

— Моя обязанность была водить их на работу и воспитывать… — объясняет она.

— Пусть расскажет, как она нас избивала, — требуют девушки.

Марта бросает в их сторону презрительный взгляд и выпрямляется. Отчего ж, она и об этом расскажет.

Она показывает руками, как провинившихся женщин укладывали на «козлах», вздергивали за ноги к потолку и секли розгами. Это за разговоры, за плохую дисциплину во время работы.

— Вы лично их секли или кто другой? — спрашивает подполковник.

— Я… я… — ничуть не смутившись, подтверждает она.

— Ты о собаках расскажи, — кричат девушки, бросая в ее сторону ненавидящие взгляды.

— Собак применяли только к беглецам.

Да, горе было лагерникам, пытавшимся бежать. Тогда всех выстраивали на плацу и целые сутки заставляли стоять в строю. А пойманных загоняли в хлев и натравляли на них собак.

Подполковник Соленко не выдержал и, сжав кулаки, крикнул:

— Вон отсюда!

И даже хладнокровная немка вздрогнула, качнулась.

— Видели?! — сказал он, обращаясь к находившимся в блиндаже. — Запомните, вот против кого мы воюем…

Три машины. Три бронированные крепости были замаскированы среди густой листвы. Если бы не Филиппыч, я никогда бы их не приметил.

— Смотрите — вон у дороги наши самоходки, — крикнул Филиппыч и через минуту подкатил к одной из них. Тут же откинулся люк, и сперва показалась голова в шлеме и белые бинты на лице, а потом офицер выбрался из машины и, узнав, кто мы, представился:

— Лейтенант Довгань!

Теперь я разглядывал его удивительно юное, прямо-таки мальчишеское лицо со светло-голубыми глазами Вся нижняя часть лица была в бинтах, сквозь которые выступали пятна крови.

— Что с вами? — спросил я.

— Осколочком поцарапало щеку.

— Почему же вы не в госпитале?

— Добьем их, гадов, тогда и в госпиталь, — важно произнес лейтенант. — Мы тут вроде скорой помощи. Стоим в готовности.

— Подполковнику Соленко вы тоже помогали?

— А как же! Мы им приданы, — обрадовался лейтенант. — Наши никак не могли свернуть шею этому укрепленному пункту. Как только они его не атаковали — в лоб, потом с флангов. Ничего путного не выходило. Тут-то нас и вызвали. Мы подошли, и представляете, на пятьсот метров прямой наводкой били. Глядим, вроде все подавлено, а подошли — нас шарахнуло. Осколочек-то чертов мне щеку и задел…

Лейтенант Довгань вынул из планшетки карту и показал:

— Сейчас бой идет за укрепленный район Зеерапен. Как пить дать без нас там не обойдется. А дальше к Пиллау прямая дорога…

Мы не успели договорить — из люка показался радист и сообщил, что командира вызывают на связь. Довгань исчез. Несколько минут его не было. Вернулся он деловой, озабоченный.

— Снимаемся с якоря, — бросил он в нашу сторону. Потом что-то стал показывать на карте и объяснять командирам самоходных орудий, а затем скомандовал: «По машинам!» Его самоходка первой вырвалась на шоссе и в облаках пыли понеслась вперед. За ней устремились еще две машины. А за ними — мы. Впрочем, скоро мы их потеряли. Впереди шел жаркий бой. Потом мы услышали басовые голоса орудий.

— Наши заговорили, — обрадованно сказал Филиппыч. — Наши самоходки.