Морин начинает грациозно, но нервно поправлять бусы.
— Местечко? — переспрашивает она.
— Это недалеко, — говорит Роберт. — Может, еще и не выгорит.
— Сегодня, я смотрю, счастливый денек, — комментирует Чарли.
Но Морин вся сникает, представив, что единственный птенчик выпорхнет из-под ее крыла. Еле передвигая ноги, она относит тарелки, потом возвращается с компотом из персиков, слипшихся в плотный ком, и с банкой сгущенного молока, проколотой с двух сторон.
— Ты чего это приуныла, Мо? Тебе нехорошо?
— Извини, что молоко прямо в банке, Чарли. Я сегодня разбила молочник, выскользнул из рук, когда я его споласкивала.
— Эх ты, руки-крюки, — добродушно ворчит Чарли и оборачивается к сыну. — А где ты возьмешь деньги на оплату этого твоего местечка?
— Никакой оплаты.
— То есть?
— Ну… это вроде как… ничья нора.
Морин потрясена.
— Но ты не можешь поселиться в таком месте.
— Почему?
— И там с тобой поселятся такие же бездельники, мм? — спрашивает Чарли.
— Совсем не обязательно, что люди, вынужденные жить в подобных условиях, — бездельники.
Чарли заставляет себя придержать ярость, но Морин преодолеть свое огорчение никак не удается. Полив персиковые дольки тонкой струйкой сгущенного молока, Чарли отправляет по одной в рот. Пропитавший их сладкий сироп нравится ему гораздо больше, чем сок свежих персиков, он и кофе предпочитает растворимый, а не сваренный в кофеварке. Он приканчивает вторую банку пива, наконец-то почувствовав легкое опьянение, от которого становится чуть более общительным.
— Ты действительно хочешь переехать? — спрашивает Морин.
— Да никуда он не денется, — утешает ее Чарли, твердо решив сменить тему разговора.
Роберт тем временем жадно расправляется с персиками, аппетит у него волчий.
— Хочешь кофе? — спрашивает Морин.
— Хорошо бы, — говорит Роберт, торопливо заглатывая персики. — А есть нормальный?
— Да-да, и бокал шампанского, — ехидничает Чарли. — И еще не забудь покормить малыша виноградиком.
— Нет, только растворимый.
— Тогда я пас.
Он поднимается.
— Ты куда?
— Хотел заскочить к Кэрол. У нее вроде бы есть новые пластиночки.
— Набиваешься в хахали? Так сказать, в порядке очереди?
— Да ну. Просто у нее клевые пластинки.
— Помог бы лучше убрать со стола, — ворчит Чарли.
— Ничего, я сама, — веселым голосом говорит Морин. — Иди-иди, навести соседку.
— Спасибо, ма.
Смерив отца торжествующим взглядом, Роберт хватает с вешалки куртку и убегает. И скоро его родители слышат трезвон соседского дверного звонка.
— Дитятко, — раздраженно говорит Чарли, отделяя кончиком ложки один ломтик от другого.
— Ты слишком к нему строг.
— Но он ведь палец о палец не желает ударить. День прошел — и ладно. А ведь этому обалдую уже восемнадцать. Он же, черт возьми, мужчина. В его возрасте я тянул лямку в армии.
— Если ты все время будешь твердить, какой он неудачник, он им и станет.
Чарли ее не слушает и возмущается дальше:
— Поразительно… вылитый братец. Ни рыба ни мясо. Плывет себе по течению. То нырнет, то вынырнет. Как получится. Авантюрист. Потому он так и льнет к Томми, родственные души.
— Его отец ты, Чарли. И смотрит он на тебя.
— Как же… Я для него — пустое место. Мы оба для него как пустое место.
— Он правда ищет работу. Он же старается! Просто тебе не рассказывает. Боится. Боится, что при очередной неудаче ты будешь потом тыкать этим ему в лицо. Он ведь как рассуждает: если ты не будешь знать, что он ищет, то не узнаешь и того, что ему отказали.
— Напрасно ты с ним так носишься, Мо. Ему только дай палец, он ведь руку готов откусить, или, как они теперь выражаются, схавать, так?
Чарли доедает персики, каждый проглоченный ломтик улучшает его настроение. Он с умилением и нежностью смотрит, как его жена старательно вылавливает персики из сиропа, прежде чем отправить их в рот. Он наклоняется и треплет ее по щеке.
— Ну что ты сегодня делала, детка?
— Да ничего особенного. Когда бегала, наткнулась на миссис Джексон.
— Ну и как она, наша дотошная старушка?
— Да ничего, потихоньку. Я помогла ей причесаться. Ты же знаешь, как ее донимает артрит. Иногда не может пошевелить руками. Пальцы как птичьи когти, совсем скрюченные. А от сыночков ее помощи не дождешься. Ни от того, ни от другого — месяца три и носа сюда не показывали. Она очень одинока.
— Да, бедняжка, ей приходится несладко.
— Она не нуждается ни в чьей жалости. Она очень гордая. Подарила мне коробочку цукатов.
— Отлично. Думаю, она по характеру не особо вредная. Одинокие люди не могут позволить себе подобную роскошь — вредничать.
— Хочешь, откроем цукаты, попозже?