Штормовое предупреждение

Наверное, небольшие бомбы: я был уже в полусотне шагов, когда они лопнули, одна – в середине дома и вторая у самой веранды, а осколки до меня не долетели. Только чуть толкнула в грудь взрывная волна.

Наверное, небольшие бомбы; но вырвало, выбило наружу окна и двери, и дом загорелся, и через минуту-другую я вытаскивал из пожара ещё тёплые тела самых дорогих для меня людей на свете…

Я возненавидел тевтонов.

Навсегда и не рассуждая, не разделяя на хороших и плохих, со всею их наукой убивать и просто наукой, если они ещё как-то разделяются. Со всею их хвалёной музыкой и лживой философией, напыщенным Гёте и безумным Ницше, с их омерзительной речью и такою же уверенностью в своём превосходстве.

А ещё от боли и отчаяния вдруг появилась в моей голове система. От боли и отчаяния, порождённых осознанием того, что проклятые немецкие бомбовозы перелетели линию фронта и пролетели десятки вёрст над нашей землёй в досягаемости не то что для пушечного, а ружейного и пулемётного огня. Пролетели досягаемые для огня, но не увиденные из-за тумана. Пролетели безнаказанными, не ссаженными с неба нашими стрелками и артиллеристами, не перехваченными нашими истребителями.

И вдруг я понял, как можно увидеть крылатого врага издалека и всегда, в любую погоду. Понял, что сквозь туман и облака, в самую непроглядную ночь, в дождь и вьюгу от металла их аэропланов отразятся радиоволны. Только короткие, очень короткие волны, потому что длинные – об этом говорил мне отец, – их попросту обогнут, не заметив. Послать им навстречу короткую волну – и уловить отражённую. И по времени задержки угадать удалённость. И зная, куда послана волна и откуда пришло отражение, узнать направление…

И сразу же я понял, что сейчас это сделать ещё нельзя, но непременно станет возможным, и приближение этой возможности станет главным для меня. Но только не сейчас, потому что враг – рядом и ничего не надо ожидать и приближать, а надо взяться за простое смертоносное оружие и идти в бой.

Через три дня, схоронив родных на Юньковском сельском кладбище, я вернулся в Петроград. Выписался из университета, простился с лучшим и единственным своим другом, Артуром Фраучи, и подал документы на ускоренные офицерские курсы. В лётчики меня не взяли, да я особо и не стремился: слишком долгая подготовка. А подготовка пехотных младших командиров – самая быстрая и лучшая возможность встретиться с врагом лицом к лицу. И я четверть года осваивал нехитрые пехотные приёмы и правила – в то время, пока идея обрастала в моей голове деталями и подробностями.

Но делиться этой придумкой, тем паче сообщать о ней в Техническое управление армии, не было никакого смысла. Просто прожекты, не подкрепленные техническим обоснованием, никому не были нужны. А достаточно мощных генераторов и усилителей нужных частот не было – я старательно читал на курсах, а затем выписывал на полевую почту профильные тематические обзоры.

И схема сличения прямого и отраженного сигналов для определения дистанции никак мне не давалась, даже безотносительно к элементной своей базе. Я уже чётко представлял, что прямой и отражённый сигналы надо выводить на экран осциллографа, и по расстоянию между отметками судить о расстоянии до аэроплана. Но как это сделать, как совместить с развёрткой, придуманной Леонидом Мандельштамом, не мог решить. Зато знал, что первый настоящий прибор, созданный Леонидом Исаковичем, пригоден только для малых частот, то есть для длинных волн, а усовершенствованием его у нас никто не занимается: во время войны – другие приоритеты, сейчас важнее всего аппаратура связи. Не до перспективных разработок сейчас и французам: им бы выстоять. О немцах я не хотел и думать. А вот англичане… их страна богаче и не так истерзана войной. У них можно поработать, когда мы победим.

В победе я и миллионы моих соотечественников не сомневались. А через что придётся пройти на пути к победе в первой («империалистической») и в последующей (Гражданской) войнах, сколько крови прольётся на русскую землю, никто даже не предполагал…

А ещё до второго решительного и, надеюсь, окончательного перелома в убеждениях, и последующего за этим – перелома в судьбе, – мне пришлось вплотную столкнуться с разведкой и контрразведкой. Можно сказать, я получил первый наглядный урок, который пригождался в последующие годы намного чаще, чем мне бы того хотелось. Произошло это осенью всё того же года.

Зри в корень

Первое моё разведывательное – точнее, контрразведывательное – дело возникло как следствие инициативы. Моей инициативы или скорее предположения.