Штормовое предупреждение

Чай у начальника Оперсвязи Мариуполя был настоящий, колониальный. Всеобщие в разорённой войною России превеликие продовольственные трудности в портовом городе ощущались не так заметно. Рыбка и в Азове, и на столе в кабинете на втором этаже, над комнатами телетайпистов и коммутатором, не переводилась. Вот только вместо хлеба были жёсткие сухари из продпайка неведомо какого войска.

– Вот, расщедрились. – Ломман с заметным усилием отломил осьмушку сухаря, закинул её в рот и продолжил, ещё не разжевывая: – Двести восемьдесят мин, почти весь арсенал флотилии выделили: на семь линий заграждения всей бухты. Если так с моря закрываются, то и на суше обороняться будут отчаянно.

– Так вы всё, закончили постановку мин? – спросил Матусевич с несколько странной интонацией.

Теодор, который «лоцман Ломан», понял её по-своему:

– А что прикажешь делать? На обеих тральщиках – братишки наглухо распропагандированные, «революционную сознательность» проявляли вовсю, так что рогатые шарики выставлялись по всем правилам. Я только фиксировал координаты да проводил потом тральщики в порт по чистому фарватеру. Да что я тебе рассказываю, ты же сам передавал рапорт в штаб красных.

Матусевич кивнул и отозвался с тою же интонацией:

– И что теперь, ни один серьёзный корабль сюда не прорвётся? Вот уж тебя наши отблагодарят, когда Слащёв с лишней кровью, но всё же возьмёт Мариуполь.

– Да уж… Рядышком с тобою, кстати, поставят к стенке, – согласился Теодор. А затем спросил, глядя Леониду Матусевичу в глаза: – А что, есть варианты?

Начальник оперативной связи поцокал ногтем по панели корабельной радиостанции, занимающей добрую четверть кабинета. Чуть помедлил и сказал:

– Принимал я сообщения наших. Подготовлен десант. Крейсер «Кагул» – ну ты знаешь, он тогда отличился, раздолбал красных на Ак-Монайских позициях, – эсминцы, канонерки. Два батальона пехоты. Хватит и на город, и вломить с тыла Апатьевскому отряду. К завтрашнему вечеру должны подойти на внешний рейд.

– Но войти в бухту… – начал Теодор.

– Ты их должен провести по секретному фарватеру. Я свяжусь с «Кагулом», предупрежу и договорюсь. Работаем?

«Лоцман Ломан» отнюдь не был тугодумом. В считанные секунды он понял, что при таком раскладе их служба «на красных» приобретает совершенно иной смысл, – они становятся не изменниками Белому делу, а достойными соратниками и вполне могут рассчитывать не на расстрел, а на награду.

Поэтому и сказал только, не вдаваясь в несущественные в данной ситуации резоны:

– Я тебе сейчас запишу координаты внешней минной завесы – передашь, чтобы остановились в паре кабельтовых. Но затем нам надо попасть на эскадру…

– А твои лоцманские катера?

– Нет, они на приколе, без команды коменданта порта не выйдешь.

– А если взять шаланду у рыбаков? – быстро переспросил Матусевич.

– Так они тебе и дадут. А вот весельный ялик в учебке взять можно. Пройдём вдоль берега до пустыря, а там – по проходу, я как знал, оставил его.

…На следующий день, когда радиоперехват однозначно подтвердил выдвижение к Мариуполю эскадры с десантом, из кабинета начальника оперсвязи на борт крейсера «Кагул» ушла радиограмма, не зафиксированная ни в одном журнале. В ней было предупреждение о минировании, координаты внешней линии минной завесы, обещание лоцманской проводки и просьба о подтверждении приёма сообщения.

Первое подтверждение приёма пришло менее чем через час.

А второе – когда эскадра появилась уже в зоне видимости, но ещё вне зоны досягаемости огня последних двух мариупольских трехдюймовок, не увезённых на фронт.

Радиограмму с указанием конкретного способа прибытия («два офицера на весельном яле») удалось отправить позже, после того как Матусевич и Ломман побывали на экстренном совещании в кабинете коменданта Мариуполя.

Ещё не ведая беды…

И Матусевич, и Ломман были одеты как обычно – в расстёгнутых матросских бушлатах поверх офицерских мундиров без знаков различия, а хозяин, «красный» комендант, в прошлом унтер, и комиссар, седоусый «дядя» по фамилии Никулин, из бывших моряков, – в мотоциклетных кожанках. Ещё трое участников совещания были из городского Совета; и по их инициативе как раз обсуждалась животрепещущая тема – уход последнего эшелона с арьергардом махновской дивизии.

Всего две недели прошло с тех пор, как махновцы – весьма боеспособные и тактически грамотные, – почти без потерь оттеснили от города и отогнали вёрст на тридцать чубатых дончаков. А вчера, после бурного выяснения отношений, бравые анархисты уселись кто на коней, кто на свои тачанки, кто в два «реквизированных» со стрельбой и мордобоем эшелона и укатили в сторону Юзовки.

Климович, из Совета, как раз требовал немедленно направить Муравьёву, Фрунзе и Троцкому телеграммы с требованием вернуть распоясавшихся анархистов или прислать дополнительные части для защиты города. На что комиссар Никулин только безнадёжно махнул рукой и обронил солёное матросское словцо.

И комендант тоже сказал с досадой, обращаясь почему-то к новоприбывшим: