Штормовое предупреждение (Сборник)

Холод парализовал волю Лэна, мышцы одеревенели и перестали слушаться. Он медленно сполз по шершавой плите на пол и прислонился к двери. Засунул потерявшие чувствительность пальцы в полость меховой куртки, где было чуть-чуть теплее от обреченно продолжавшего биться сердца. Лэн слыхал о том, что смерть от холода считается одной из самых безболезненных — вроде бы просто засыпаешь, и все, — но теперь убедился в лживости этих рассказов. Сна не было ни в одном глазу, а тело ломило так, будто оно только что побывало под копытами табуна диких лошадей. Маленькие металлические молоточки изо всех сил колотили в виски, мочевой пузырь пронзало тонкой зазубренной иглой. «Хорош же я буду, — с бессильной злобой подумал Лэн, — когда слуги принцессы придут за мной: завернутый в дурацкую шкуру, плавающий в луже собственной мочи… Нет, нужно немедленно что-то придумать!»

Пальцы сами нашарили висевший на шее заветный кисет и вытянули его наверх из-под ворота накидки. Самым сложным оказалось растянуть шнурок, перетягивавший горлышко. С третьей или четвертой попытки это наконец удалось, и Бар-Аммон, неловко наклонившись, засунул нос прямо в мешочек. Содержимого в мешочке оставалось совсем немного, но на одну понюшку должно было хватить. Он зажмурился и изо всех оставшихся сил втянул в себя воздух.

Обычно порошок холодил ноздри и щекотал небо, но теперь Лэн ничего подобного не почувствовал. Он даже успел испугаться, не вышло ли какой ошибки, и в этот момент порошок подействовал. В голове у Бар-Аммона мягко взорвалось что-то. теплое и обволакивающее; вниз по позвоночнику пробежала приятнейшая вибрация. Боль мгновенно отпустила. Зрение невероятно обострилось; теперь он видел не только мельчайшие трещинки в каменной двери, но и посверкивающие в них крупинки слюды, и темные потеки каменной смолки, и мельчайшие сколы поверхности, обработанной каким-то грубым орудием. Потом он услышал свое дыхание — неглубокое, прерывистое дыхание больного, измученного человека — и ощутил, как слабо и вяло бежит по жилам холодная кровь. Он напрягся, представляя себе медленно пульсирующий в животе горячий, как солнце, шарик. От шарика во все стороны расходились живительные волны, разогревающие замерзшие мышцы и убыстряющие ток крови. Холод постепенно отпускал Бар-Аммона; он поерзал на полу, пытаясь устроиться поудобнее, и обнаружил, что вновь обрел способность двигать руками и ногами.

Потом в носу у Лэна засвербело, и он оглушительно чихнул. В то же мгновение дверь, к которой он прислонялся спиной, заскрежетала, открываясь, и маг выпал бы в коридор, если бы не чьи-то сильные руки, схватившие его за плечи. Высокий скрипучий голос произнес над ним несколько слов на незнакомом лающем языке. Бар-Аммона рывком поставили на ноги, и он увидел перед собою две закованные в черные доспехи фигуры. В отличие от вчерашних всадников, стоявшие перед ним не носили шлемов с плюмажами; головы их были упрятаны в странные конусы со срезанной верхушкой и узкими вертикальными прорезями для глаз. Мага пронзило мгновенное и донельзя неприятное чувство — будто бы там, под доспехами, скрывались не люди и даже не ледяные демоны, а какие-то вовсе непредставимые и чуждые человеку создания. В следующую минуту один из пришельцев грубо подтолкнул Лэна к выходу, а другой сорвал у него с плеч белую шкуру и кинул себе под ноги.

Что-то было не так. Все органы чувств Бар-Аммона, восприимчивость которого многократно возросла под действием порошка, вопили о том, что происходит какая-то непоправимая, роковая ошибка. «Я найду тебя, когда буду готова», — пообещала Лэну принцесса. Маг не особенно надеялся, что она явится за ним лично, но те, кто вел его по коридору, совсем не походили на ее слуг. В каждом их движении ощущалась непреклонная, жестокая властность. С Лэном они обращались с таким пренебрежением, будто он был безмозглым и грязным животным: стоило ему замедлить шаг, немедленно следовал короткий болезненный тычок в спину, но всякий раз после этого его конвоиры издавали брезгливое шипение, свидетельствовавшее о том, насколько им неприятно к нему прикасаться. В конце концов он приноровился к их мерной поступи и даже стал поглядывать по сторонам, пытаясь понять, куда же его ведут.