Штрафбат 999

Сбитый с толку Крюль был почти уверен, что на этом обер-лейтенант поставит точку. Но он заблуждался. Напротив, новичок и не собирался закрывать тему. Самое интересное было впереди. Строго говоря, Крюлю следовало бы знать, что его подход к подчиненным отнюдь не уникален.

— Вот сейчас мы этим и займемся, обер-фельдфебель, — сообщил Беферн. — Кругом! — металлическим голосом скомандовал он. — Вперед марш!

Крюль выполнил команду — он взад и вперед бегал по плацу. Разинув рот и с раскрасневшейся физиономией. Такое происходило впервые за пять лет. Нательная рубаха прилипла к телу. Он не мог взять в толк, что все это происходит с ним, причем наяву. Непостижимо: до сего момента Крюль не сомневался, что между ним и офицерским составом стоит знак равенства. А теперь эта лощеная макака доказала ему, что, дескать, нет, герр обер-фельдфебель Крюль, ошибаетесь — мы одно, а вы — другое. Крюль почувствовал, что задыхается. А пронзительный голос офицера командами ввинчивался в мозг:

— Быстрее, обер-фельдфебель, быстрее, не лентяйничать! Это весьма полезно для организма! И для бронхов! Кругом марш!

В конце концов, пытка все же завершилась — когда Крюлю милостиво позволили перейти на шаг, он уже думал, что вот-вот свалится.

Но для обер-лейтенанта Беферна это было всего лишь началом. Прикончу всех этих идиотов, разъяренно думал он, отпустив Крюля, сам толком не понимая, кого именно имеет в виду. Им всем крышка, втопчу их в грязь, раздавлю сволочей! Солдат, унтер-офицеров, всех скопом. Неплохо было бы и этих приспособленцев-офицеров. Всех разом! В том числе Обермайера и Барта!

В бараке № 2, где размещалась 2-я рота, Беферн увидел нечто такое, что лишило его дара речи. То есть он испытал примерно те же чувства, что и за пару дней до этого обер-фельдфебель Крюль. Обер-лейтенант Беферн увидел те же фривольные картинки рядового Шванеке.

Шванеке он застал как раз за тем, когда тот прилаживал фотографии к передней спинке кровати. Обер-лейтенант Беферн подошел поближе.

— Снова вы мне попадаетесь! — громогласно произнес он за спиной Шванеке.

Тот обернулся. На физиономии сияла все та же неизменная улыбка.

— Герр обер-лейтенант, так и до смерти напугать недолго! Ну как они вам? Правда, милашки?

— Подождите… — начал было Беферн, но Шванеке не дал ему и слова сказать.

— Нравятся они вам, герр обер-лейтенант? Вот эта блондиночка — она из Берлина. С ума сойти, правда? Если изъявите желание…

Тут Шванеке наклонился к офицеру и зашептал, словно решив доверить страшную тайну.

— Так вот, если надумаете, герр обер-лейтенант, могу вам и ее адресок подкинуть. Будете в Берлине, заглянете. Не пожалеете, самый прожженный е…рь мальчишкой себе покажется, поимев с ней дело.

Беферн невольно поежился. У него перехватило дыхание. Он хотел что-то сказать, но смог лишь нечленораздельно прошипеть в ответ.

— Что это с вами? Уж не прихворнули ли вы, герр обер-лейтенант? — озабоченно спросил Шванеке.

После этого Беферн полчаса гонял Шванеке по двору казармы. Пока не охрип и не устал. А Шванеке хоть бы хны — знай скалит зубы. Разве что вспотел немножко.

— Да, герр обер-лейтенант, у вас получается почти так же, как у моего самого первого фельдфебеля, у которого я еще в новобранцах бегал, — признался он Беферну. — Ну а насчет адресочка той крали…

— Замолчите! — фальцетом выкрикнул Беферн.

После пятидесяти приседаний Шванеке мог идти отдыхать. Колени жутко тряслись, но виду он не подавал. Нет, думал он, слабоват ты, дорогуша. Ну ничего, я тебе еще кровушку попорчу, можешь быть уверен.

Тем временем туалет, где Дойчман наводил порядок, был готов. Дойчман тоже.

До сих пор юмор висельника кое-как выручал его. Но теперь перестал — он был слишком измотан, унижен, раздавлен, чтобы всерьез воспринимать брань Крюля и других унтер-офицеров. Тяжелое заболевание, нервотрепка следствия и суда настолько доконали этого человека, что он был почти готов отдаться на милость пытавшемуся изничтожить его окружению. Ни гнева, ни ожесточенности он больше не ощущал, только усталость, чудовищную усталость. И вот он, поставив куда положено ведро и швабру с выжатой тряпкой, на излете сил дотащился до спального помещения с одной-единственной мыслью: выкурить сигарету и тут же улечься спать. И проспать день, два, неделю, лишь бы только тебя не тревожили. Невыносимо болела левая рука — та, куда он впрыснул инфекцию. Исхудавшую конечность покрывали шрамы.

Горевшая вполнакала голая лампочка распространяла отвратительно унылый свет. За длинным, грубо сколоченным столом посреди прохода между койками кое-кто из личного состава резался в карты, но большинство уже заняли горизонтальное положение на койках. На другом конце стола бывший полковник пристально разглядывал перебинтованную руку. Бывший майор обреченно подметал пол — ему сегодня выпало дежурство по кубрику.

Дойчман, подойдя к тумбочке, достал из дальнего угла портсигар. Портсигар был изящный, из черной кожи, с его монограммой в нижнем углу — подарок Юлии. Сев за стол, он вынул сигарету, закурил, а портсигар положил перед собой.