Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая

– Да не, мужики! Я не об этом, – силясь перекричать остальных, объяснял свою позицию Колька, и одновременно пытаясь отпихнуться от Андрея, – я ж не об этом!! – для убедительности он взялся рукой за ворот своей гимнастёрки, – я о том, что песня женская… ну, про поцелуи там, про страдания девичьи.

– Да пошёл ты к чёртовой бабушке, знаток! – заголосили все хором, но вразнобой.

– Я о чём? – не унимался старший сержант Никишин, – песня-то хорошая, слов нет, но! – он поднял палец, – дореволюционная. И не отвечающая нынешним запросам обчества.

– Да заткнись ты, искусствовед! – его сзади дёрнули за ремень, насильно усаживая на скамью.

– Огонёк! – перекрикивая поднявшийся гвалт, он обратился к сидящей с гитарой в руках Агнии, – ты не обижайся, а лучше исполни-ка нам что-нибудь этакое, – он пошевелил пальцами, – вот чтобы душа сначала развернулась, – он развёл широко руки,– а потом свернулась.

И он свёл свои волосатые ручищи обратно, обхватив себя руками, натурно показывая, как, по его мнению, должна свёртываться душа.

– Вот скажи, Огонёк, ты не про этих там девиц старорежимных, а про лётчиков песню знаешь?

– Ну, может, и знаю… – усмехнувшись, дёрнула Агния плечиком.

– Во-о-от! Про это и спой! Короче, про нас, про лётунов! Ну, в смысле, не только про лётчиков, – он обвёл взглядом всю компанию, – а вообще про всех летунов – поправился Колька, – и про бортстрелков тоже. Ну так сможешь? Но только чтоб вот за душу, вот так вот, – он стиснул у горла кулак, – чтоб взяло? Спой, Огонёк, а?

– Песню про лётчиков… – в раздумье спросила Агния. Некоторое время она, как будто в нерешительности, кусала уголок нижней губы, и перебирала пальцами струны. Все терпеливо ждали, сзади кто-то потихоньку шушукался.

– Ну, хорошо! – было видно, что она, наконец, приняла какое-то трудное для неё решение, – спою песню. Про всех нас. Про лётчиков. И про бортстрелков тоже. Куда же нас девать, горемычных?

– Во-о-от! Так держать! Давай начинай! – со всех сторон посыпались ободряющие возгласы.

Она обвела всех взглядом, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. Кашлянула, настраиваясь на нужную волну.

– Эту песню я слышала в одном месте… её пел один человек. И пел очень хорошо, под гитару пел. Не знаю, получится ли у меня так же, как у него: я-то на гитаре не очень… Да и в женском исполнении эта песня, думаю, будет хуже звучать. Голос у меня не тот. Там… по-другому надо петь.

– Да о чём ты говоришь?! Ты же бортстрелок, летаешь и воюешь, как все! Значит, споёшь, как надо! – зашумели хором, – И голос у тебя подходящий! Да давай уже, пой, не томи!

Она поставила правую ногу на перекладину рядом стоящей скамейки, глубоко вздохнула, закрыла глаза и пальцы её вдруг резко ударили по струнам…

Зазвучал непривычный, как призывный набат, ритм первых аккордов, заставивший замолчать самых шумных и неугомонных. Агния закрыла глаза, и видимо, кому-то подражая, запела:

– «Их восемь, нас двое.

Расклад перед боем не наш, но мы будем играть!

Серёжа держись, нам не светит с тобою,

Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину -

Мне цифры сейчас не важны.

Сегодня мой друг защищает мне спину,

А значит – и шансы равны.»

Лица окружающих друг как-то сразу посерьёзнели, улыбки с лиц как будто ветром сдуло. Все стали жадно прислушиваться к словам песни. Агния всё больше и больше входила в роль, голос её окреп, обрёл силу:

– «Мне в хвост вышел мессер,

Но вот задымил он, надсадно завыли винты.

Им даже не надо крестов на могилы,

Сойдут и на крыльях кресты-ы.

Я первый! Я первый! Они под тобою!

Я вышел им наперерез

Сбей пламя, уйди в облака,

Я прикрою – в бою не бывает чудес!»

С горящими глазами сидели вокруг неё молодые, крепкие мужики, не раз смотревшие в лицо смерти. Кто-то внимал с приоткрытым ртом, кто-то наоборот, плотно стиснул зубы, играя желваками. Сжимались и разжимались кулаки, гуляли кадыки по шеям, когда кто-то, сопереживая, судорожно сглатывал. Было видно – зацепило всех, по серьёзному . До упора, «до кости». Это была пронзительная правда про них, про то, как они живут и умирают. Там, в небесах.

– «Сергей, ты горишь!

Уповай, человече, теперь на надёжность строп!

Нет поздно! И мне вышел мессер навстречу.

Прощай – я приму его в лоб!

Я знаю! Другие сведут с ними счёты,

Но по облакам скользя,

Взлетят наши души, как два самолёта,