Штрафбат. Миссия невыполнима

– Спасибо тебе от моей печени, Сэм! Ты классно её уработал сегодня.

– А тебе, Джонни, великая благодарность от моего сломанного носа. Он в восторге от твоего правого хука.

На войне так не бывает. Она гораздо ближе к гладиаторским боям древности. При всём уважении профессионалов друг к другу каждый понимает, что живым с арены может уйти только один из поединщиков…

В подготовке экспериментального «Сейбра» Эслы были задействованы очень серьёзные инженерно-технические силы. Из Штатов на зафрахтованном компанией «Скаймастере» прибыла многочисленная команда специалистов. Транспортник также доставил дополнительную аппаратуру для установки на истребитель. Однако стремление руководства корпорации навесить на флагманский «Сейбр» все, что только возможно, привело к парадоксальному результату. Новейшая электроника ломалась даже от недоброго взгляда. По некоторым приборам ещё не были завершены лабораторные испытания.

Эсла был в бешенстве. Главный инженер несколько раз гонял транспортный борт в Штаты за новыми комплектами оборудования. Когда же наконец тестирования на земле и в воздухе показали, что всё работает безукоризненно, самолёт до боя загнали в крытый ангар. И каждый день механики фирмы тестировали все его системы.

Примерно за два дня до боя Эсла обедал в компании специально прилетевших пожелать ему удачи топ-менеджеров своей фирмы. Один из них, указав на фиксирующую повязку на локтевом суставе правой руки лётчика, с тревогой спросил: не помешает ли ему травма послезавтра. На это Филипп самодовольно ответил, что никогда ещё не был так рад подобной проблеме, ведь благодаря ей в зарядных ящиках вражеского истребителя будет на треть меньше снарядов, чем полагается.

– Это ещё одно моё секретное оружие против русского! Он-то полагает, что, беря меньший боезапас, выиграет в пилотировании. Но перед самым вылетом врач обколет мой локоть новокаином, и благодаря заморозке я смогу орудовать рукой, не чувствуя боли. И никто не сможет обвинить меня в том, что я поступаю не по-джентльменски. Локоть-то у меня действительно разбит, а про уколы разговора не было…

* * *

Как только Борис Нефёдов вернулся из плена, он первым делом доложил командованию авиакорпуса о посаженном им «Сейбре», указав приблизительные координаты его местонахождения. Однако сразу эвакуировать самолёт в наш тыл не удалось. И тому были разные причины…

Нефёдова такая нерасторопность начальства выводила из себя. Столько сил было потрачено, несколько прекрасных лётчиков отдали свои жизни, чтобы выполнить важное государственное задание. И вот из-за бюрократических проволочек всё могло пойти прахом. В любой момент американцы могут отыскать «Сейбр» и разбомбить его вдребезги.

Однако, как оказалось, именно благодаря такой заминке Нефёдову представилась возможность лично отправиться за своим трофеем в составе спецкоманды технических специалистов. Руководил группой инженер-полковник Ефим Лазаревич Левин. Борис знал этого толкового вдумчивого офицера как прекрасного специалиста и тонкого интеллигентного человека и был рад, что именно ему поручили это дело. Это был очень примечательный персонаж. Он очень любил свою работу. Вместо офицерской формы на аэродроме полковник обычно носил простой синий технарский комбинезон без знаков различия. Причём, увлёкшись работой, часто не замечал, что не только одежда и руки у него испачканы машинной смазкой, но и лицо. Этот гений ремонта носил старомодные круглые очки на специальной резинке, которая дополнительно поддерживала дужки, чтобы во время сложного ремонта не было нужды постоянно поправлять съезжающие очки.

Была у Ефима Лазаревича ещё одна весьма редкая в армии черта, которая не могла не вызывать уважение. Он не боялся начальства. Или убедил себя, что не боится. Была у него присказка на тот случай, если командование вызывало его на ковёр или надо было за кого-то заступиться. Накачивая себя на разговор, полковник обязательно произносил: «Чего мне бояться, ведь я вступил в партию в 41-м в окружении, будучи евреем» (первый вопрос, который обычно задавали немцы очередной группе пленённых окруженцев был: «Комиссары, коммунисты, евреи есть?» Их расстреливали на месте).

Иногда, в особо опасных ситуациях, Левин произносил это омертвело, но заветная фраза, словно клич боевой трубы заставляла этого близорукого интеллигента, забыв про осторожность, бросаться в драку за справедливость. За это даже примитивные начальники-сатрапы часто в душе его уважали…