Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

Он отошел чуть в сторону, собрал ветки, на которых сидел днем. Это были его ветки, настолько его, что никто не смел к ним прикоснуться. Потом он подошел и бросил их в костер.

— Чтобы костер не затух, — сказал Юрген, пресекая ненужные вопросы.

Их и не последовало, ведь это были его ветки. И он не хотел, чтобы что–нибудь его оставалось здесь. Чтобы никогда сюда не возвращаться. Есть такая примета, мать рассказывала.

Юрген повернулся спиной к костру до того, как взметнулось пламя. Бросил взгляд на один пост, на другой. Показалось, что часовые во все глаза смотрят на него. «Спокойнее, — сказал он себе. — Это только кажется. Да если и смотрят, что они видят?» Он скосил взгляд на ограждение со стороны леса, не увидел ни веревки, ни леса, одну темную стену. «Вот и меня не будет видно».

Кто–то захотел подойти поближе к костру. Юрген уступил ему место, потом сделал шаг в сторону, и второй, и третий. Никто даже головы не повернул. Он развернулся и, не таясь, пошел к ограждению. Остановился, вроде как помочиться, кинул прощальный взгляд через плечо — все тихо, пригнулся, поднырнул под веревку и, не разгибаясь, побежал по протоптанной ими дорожке.

Он не пробежал и двадцати шагов, как получил удар по ногам и свалился, уткнувшись лицом в жесткий наст. «Сейчас повяжут», — подумало левое полушарие. «Пусть попытаются», — откликнулось правое. Он тихо подобрался, готовясь отразить нападение. Но вокруг тоже было тихо, лишь где–то вдалеке потрескивали сучья. Нога нащупала что–то твердое, продолговатое, стелющееся вдоль земли. Корень! Споткнулся! Черт подери! Юрген медленно поднялся. Ну и темень! Это, наверно, после костра, подумал он, пока глаза привыкнут. Не ждать же! Он опустил веки, сильно нажал пальцами на глазные яблоки — средство верное. Открыл глаза — все то же! Хоть глаз выколи. Чуть не выколол — сделал несколько шагов, нащупывая ногами тропинку, и напоролся на сучок. Ощущение было такое, что пропорол щеку под глазом до скулы, так саднило. Опустился на корточки, нащупал в сторонке нетронутый наст, отломил кусок, приложил к скуле, вроде отпустило. Поднялся, пошел дальше по дорожке, выставив вперед руки. Нога с хрустом провалилась в наст, кончилась дорожка — недалеко он ушел, однако. Подхлестнутый этой мыслью, он рванул вперед и тут же уперся в стену кустов. Редкий лес вдруг обернулся непроходимой чащобой. Он стал продираться — треск на всю округу. Юрген замер. Сзади донесся уже знакомый треск. Он оглянулся. Совсем близко, так показалось, полыхал костер на посту у лагеря, вокруг него — три фигуры, трещат еловые ветки.

Юрген опустился на карачки и пополз вперед, руками нащупывая проходы в зарослях. Ветки били по каске, ну так для того она и нужна. С каждой минутой он передвигался все быстрее, то ли приноравливался, то ли лес редел. Юрген поднял голову. Так и есть, его заносило вправо, все ближе к опушке леса. Пост позади едва виднелся. Еще немного вперед и вправо — и можно будет встать во весь рост, а там и бегом припустить, черт с ним, с треском.

Он вскоре и встал и тут же бросился ничком на землю. Где–то слева вдруг вспыхнул фонарь, заметался по деревьям.

— Стой, кто идет? — раздался грозный голос.

— Свои. Смена.

— Да вижу, что свои. Чужие, чай, с фонарями не ходят.

— А что им здесь делать, чужим–то?

— Тоже верно.

Фонарь проплыл несколько метров в воздухе, осветив двух часовых с винтовками с примкнутыми штыками, и потух.

— Табачку не найдется?

— Откуда! Весь выкурили. А вы с собой не принесли?

— Свой мы всегда успеем покурить.

— Чего припозднились–то?

— Куда там припозднились! Раньше времени пришли!

— А нам показалось, что рассвет скоро.

— Какой рассвет?! Полночь. Ну как тут — тихо?

— Тихо. Душа отдыхает. Вон только в кустах кто–то ломится, кабан али косуля.

— А вот мы сейчас посмотрим!

Резко зажегся фонарь, луч света ударил в сторону Юргена, прошелся по кустам, скользнул по самой спине — и потух.

— Никого. Эх, жаль, вот кабы днем. Мы бы его из винтаря враз достали. Любишь кабанину?

— Мясо, оно и есть мясо. Его бы побольше.

— Мяса много не бывает.

— Как и водки.

— И табаку. Табачку не найдется?

— Спрашивал уже. Нет. Ну, мы пойдем.

— Бывайте.

Юрген подождал, пока стихли удалявшиеся шаги, и пополз в сторону просвета, к опушке леса. Иногда под коленку попадалась сухая ветка, раздавался громкий треск, разносившийся по всему лесу. «Я — кабан», — говорил себе при этом Юрген и продолжал ползти. Вот и опушка. Он привалился спиной к крайнему дереву, лицом к обширному полю. Надо было перевести дух и подумать.