Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

Что имел в виду Зальм, не нуждалось в уточнениях. Юрген неоднократно ловил себя на том, что физиономии членов НСДАП его чрезвычайно раздражают, еще до всех речей. Они были из того ряда, что кирпича просят. Но самым удивительным была трансформация лиц некоторых его знакомых, которые проникались нацистскими идеями. Был парень как парень, а тут вдруг глаза выкатывались и наливались свинцом, челюсти сжимались, а губы, наоборот, расходились, обнажая оскал зубов, и от этого лицо как–то округлялось, превращаясь именно что в ряху, злобную, наглую, жадную. И тут вдруг память коварно подбросила похожие лица из далекого прошлого. Их было немного, но это ни о чем не говорило, в их краях редко появлялись чужаки. А таких, как майор Яхвин и сержант Гехман, он вообще не встречал, ну и что? Его предупреждали, что они повсеместно, он не верил, но стоило попасть к иванам, так сразу же и встретил. Так может быть… Он подавил эту мысль, отскочил к предыдущей. «Люди везде одинаковы», — подумал он. Оказалось, что сказал вслух. Зальм окинул его каким–то новым, заинтересованным взглядом.

— Не знаю, что привело вас к этой мысли, Вольф, но полностью солидаризуюсь с ней, — сказал он.

В мыслях у Юргена был полный раздрай. Он был уже рад согласиться даже с Куртом, с его последним выводом, но рассказ фрау Клаудии занозой сидел в сердце. Ох, не все так просто! Люди–то, возможно, везде одинаковы, да ситуации разные.

Теперь он сам искал возможности поговорить со старухой. Удалось лишь на следующий день, поздним вечером. Фрау Клаудия после ужина и нескольких чашек чаю расслабленно сидела на лавке у бани, привалившись спиной к стене, лелея уставшие руки в гамаке из полотняной юбки, чуть провисшей между широко расставленными ногами. Юрген опустился рядом.

— Мы вчера на станцию ездили, — сказал он, — я там ваших пленных видел.

— Да, берут людей в полон, гонят, как скот. Война, — сказала фрау Клаудия.

— Я и других там видел, те в немецкой форме были, сытые. Много.

— Есть и такие. Сколько их по окрестным деревням полицаями служит. Много, — повторила она за Юргеном.

— Вы говорили, что многие советской властью были обижены, пострадали от нее. Это они? — задал, наконец, свой вопрос Юрген.

— Те, кто от советской власти пострадал, в земле лежат, или под землей в колымских рудниках работают, или лес в тайге валят. А те, которых ты видал, те обиженные, но не властью. Богом обиженные.

— Это как? — не понял Юрген.

На дорожке, ведущей к бане, откуда–то возник Лаковски, окинул сидевших удивленным взглядом и быстро прошел мимо, что–то напевая под нос.

— Характера им бог не дал, — ответила фрау Клаудия, когда спина Лаковски скрылась за дальними кустами, — настоящего мужского характера. При советской власти жили не тужили, юлили, речи всякие правильные говорили, в колхозе или конторах работали, голосовали — в общем, все, что заставляли, то и делали. А иных и заставлять не надо было, сами делали и других заставляли. Теперь вот у вас точно так же холуйствуют. Все для того, чтобы сытно жрать, без меры пить и над людьми безнаказанно изгаляться. Это все от слабости. Кремня в них внутреннего нет. Силы. Сила — от бога.

— Те говорили, что они против советской власти борются, — сказал Юрген.

— Вот и боролись бы, пока эта власть была, — усмехнулась старуха. — Советская власть — это наша власть была, какая бы она ни была. Мы бы ее сами пережили. Без помощников. Без вас, то бишь. У себя свои порядки устанавливайте, а здесь, на нашей земле, мы как–нибудь сами разберемся, своим умом да с божьей помощью. Вот вы все — неплохие люди, я же вижу, и ты, и певун этот, — она махнула в сторону кустов, где скрылся Лаковски, — и Ганс, и этот, который надутый, со стеклышком в глазу, он тоже по–своему неплохой человек. Вы, если взять каждого, поодиночке, может быть, даже лучше, чем те, кто был. Но все вместе вы, — она чуть замялась, подбирая слово, — чужие.

— Мы — враги, — уточнил Юрген.

Фрау Клаудия нехотя кивнула и тут же поспешила опрокинуть опасное слово на других.

— Вот и те, которых ты вчера видал… Ведь они, мы так судим, к врагу в услужение пошли. Хуже врага стали. Потому как вы — люди подневольные, я же вижу, и все видят. А эти сами вызвались. Не любим мы на Руси предателей. Не по–божески это — родную землю врагу предавать.

В сгустившихся сумерках промелькнула еще одна тень. «По росту вроде как Кинцель, — подумал Юрген. — Вот ведь, поговорить спокойно не дадут. Спокойно! — усмехнулся он про себя. — Какое уж тут спокойствие? Пора, однако, сматывать удочки. И вообще, завязывать с этими разговорами».

— Большое спасибо, фрау Клаудия, вы мне очень помогли, — сказал он, поднялся и быстро пошел к дому.