Н.Г. Гудошников: «Немцы, продвигаясь в сторону станции Обоянь, 8 июля (1943 г. — Авт.) заняли деревню Березовку. Нашей штрафной роте прямо с марша было приказано штурмом взять ее обратно. Дело было под вечер, мы по перелескам подошли и с криками «Ура!» со страшной стрельбой бросились на деревню, ворвались в нее. А там оказалось настоящее скопище войск и техники, особенно танков. Все пришло в движение, завязался жаркий бой, и нам пришлось отступить. Деревню не взяли, но острастку противнику дали добрую. На следующий день мы оборонялись против этой армады при поддержке артиллерии, минометов. Нас бомбили три десятка штурмовиков, смешали роту с землей, но штрафники удержались до подхода наших танков». Далее Гудошников отмечает: «Приходилось слышать: якобы штрафники, идя в атаку, не кричали привычное «Ура!». По фронту, правда, ходила молва, что-де штрафники вместо «Ура!» кроют матом. Вздор это. Откуда взята эта нелепость? Мат, надо заметить, был вторым после «Ура!» боевым кличем всей нашей армии, и штрафники в этом деле не отличались от других. Никаких особых дисциплинарных и иных санкций мы к штрафникам не применяли, кроме уставных. В бой шли только по приказу, без угроз и насилия, без пресловутых заградотрядов сзади, я их нигде не видел, хотя говорят, что были. Я часто даже забывал, что командую не совсем обычным подразделением. Всегда шел в бой вместе со штрафниками, часто прямо в боевых порядках, это им придавало больше уверенности («командир с нами»), решительности, а мне — надежды на успех».
A.B. Пыльцын отмечал, что к июлю 1943 г. (к началу Курской битвы) 8-й отдельный штрафной батальон занял оборону в районе Поныри, Малоархангельское на участке 7-й Литовской стрелковой дивизии, где и принял свое первое боевое крещение. В упорных боях штрафной батальон отстоял свои позиции, прорвал вражескую оборону и перешел в наступление на Тросну. В последующем батальон участвовал в боевых действиях на земле Украины, дойдя до Днепра в районе Чернигова. И только там он был впервые выведен на отдых и до-формирование в район села Добрянка. Получив пополнение, батальон был переброшен в район Лоевского плацдарма на реке Сожа для его расширения и углубления. Успешно справившийся с этой задачей, в результате чего был освобожден г. Лоев, штрафбат перешел в наступление и дошел до города Речица.
В статье С. Глезерова «Штрафные роты и батальоны в битве за Ленинград» рассказывается об участии штрафников в боях за Синявинские высоты. 28 сентября 1943 г. двум полкам (163-му и 320-му) 11-й стрелковой дивизии 67-й армии (командующий генерал-лейтенант М.П. Духанов) была поставлена задача: развивая успех трех штрафных рот, овладеть шоссейной дорогой на Синявино. На следующий день командиру 160-й отдельной штрафной роты, приданной 320-му стрелковому полку, было приказано захватить первую траншею противника. При выдвижении роты на исходные позиции враг обнаружил ее и открыл сильный огонь. Рота потеряла около 50 % своего состава, но продолжала продвижение, и после «подрыва фугасных огнеметов штрафники пошли в атаку». Противник сосредоточил по атакующим огонь из всех видов оружия, вынудив роту сначала залечь, а затем отойти на исходные позиции. 30 сентября остатки 160-й отдельной штрафной роты совместно со стрелковыми подразделениями 11-й стрелковой дивизии пытались восстановить утраченные позиции по дороге на Синявино. Однако противнику снова удалось отбить атаку.
В конце 1943 г. войска 59-й армии Волховского фронта обороняли плацдарм на реке Волхов в районе Мясной Бор, а также рубеж по правому берегу этой реки до Новгорода и северо-восточному побережью озера Ильмень. Командование 225-й стрелковой дивизии приказало отдельному штрафному батальону майора М.И. Сукнева захватить высоту Мысовую, которая, по его свидетельству, «нам не была и нужна». Далее он пишет: «Но тут узнаем: мы переданы 59-й армии генерала И.Т. Коровникова — блестящего военачальника! Но я послал вперед несколько басмачей, которые имитировали атаку через волховский лед и вернулись тотчас. Немцы искрошили лед в крошево снарядами, но впустую. Командование дивизии молчит. Полка тоже. Будто проглотили горькую пилюлю. Конечно, я рисковал головой, но меня тут поддерживал наш незаменимый оперуполномоченный Проскурин. А у него, чекиста, был авторитет «выше наркома» в нашем, конечно, масштабе!»