Штрафная мразь (СИ)

Голубенко было не по себе. Это его первый бой. Конечно же страшно. Страшно даже не умереть, а струсить, опозориться в бою.

Немцы, похоже, чувствовали себя в безопасности. С определённым интервалом пускали осветительные ракеты.

К утру ракеты взлетали уже реже, а потом и вовсе перестали чиркать небо. И сразу всё потонуло в стылой мгле. Только лишь небо сияло над этой морозной мглой, подсвеченной холодным сиянием Млечного Пути. В тёмном небе светились далёкие, холодные звёзды. Далёкий нереальный мир в котором нет никакой войны. Идиллию нарушал лишь немецкий пулемет, который периодически лупил длинными злыми очередями.

В уши лез голос Васильева.

-Но боже тебя упаси, кого беспричинно ударить. Люди попадаются всякие. Один стерпит, а другой в спину шмальнёт. Им терять нечего, что так погибель, что так смертушка... Так, что если ты кого и наказываешь, то за дело! Понял меня?

В этот момент впереди взмыла осветительная ракета, ее трепетный неровный отсвет прошелся по лицам бойцов, которые с пугливой осторожностью сжались в окопе.

Ракета погасла, колыхавшийся в вышине сумрак сменился плотной ночной темнотой.

Лученков присел рядом с Гулыгой, уперев локти в колени и опираясь спиной на стенку окопа. Клёпа опустился напротив них на корточки.— по-арестантски. Какое-то время молчали. Потом Клёпа закурил и выдохнул вместе с дымом:

-Ну будет сегодня шухер! -Толкнул Лученкова, сунул ему в руку дымящийся окурок.

Приползли разведчики. Они ловко соскочили с бруствера, протиснулись между бойцов и пролезли в землянку командирскую землянку.

Там уже находилось всё командование роты, командиры взводов, офицеры- агитаторы. Было влажно от мокрых шинелей, темно, тесно. Несколько фигур в шинелях загораживали стол, за которым сидел капитан Половков. Заслышав шаги разведчиков, Половков поднял голову, нетерпеливо сказал:

-Докладывайте!

Офицеры расступились. Старший группы разведчиков доложил, что в немецких окопах всё тихо.

-Здесь и здесь,- показал он пальцем на карте,- впереди траншеи, на ночь выставляют боевое охранение: по пулемету МГ-42 и человек по семь немцев. Скрытно пробраться можно вдоль ложбинки. Она походит как раз почти к траншее. Ну, а потом в ножи. Как только ракета погаснет. Пару секунд немцы ничего не будут видеть.

* * *

Перед самым рассветом Лученков попытался заснуть сидя у стенки траншеи. Мимо постоянно шлялся народ, задевал, кашлял, звякал, гремел котелками. Заснуть было невозможно. Только он отключался, как кто-нибудь его бесцеремонно толкал.

Узкий луч фонарика ударил ему в лицо. Протёр глаза, перед ним стоял отделенный.

-А?.. Чо?

-Через плечо! Вот держи.

Сержант сунул ему в руки две похожие на консервные банки гранаты с запалами.

В темноте траншеи разливали по кружкам и котелкам разбавленный спирт.

Норму не отмеряли. Пожилой старшина просто зачерпывал из фляги черпак, спрашивал:

-На скольких лить? Двоих? Троих?

Щедро плескал в подставляемую посуду воняющий бензином спирт, вздыхал.

- Эх, сынки, сынки! Может быть в последний раз!

Штрафники жадно глотали, занюхивали рукавами шинелей. Самые предусмотрительные не закусывали, сворачивали самокрутки.

-Закуска, градус крадёт!

К тому же как огня боялись ранения в живот. Солдатская молва говорила, что если в желудке, что- то есть из еды, то это верная смерть.

Клёпа, проглотив свою норму, снова встал в очередь.

Гулыга покосился на него.

-Не многовато ли будет, Миха?

-В самый раз. Клёпа норму знает!

Гулыга оскалился.

-Смотри мне, нормировщик. Я за тобой палить буду почище вертухая. Если при замесе вздумаешь лечь поспать, так я тебя пером разбужу. Усёк?

Протянул старшине кружку.

-Ну-ка плесни и мне...— медленно выпил и вдруг длинно, тяжело выматерился. Помолчал. Затянулся самокруткой.

— Ладно, когда преступный мир дешёвым был?! Пойдём, повоюем!

Никифор Булыга в роте пользовался уважением. За своё умение драться, нежелание никому ничего прощать, за свою прошлую жизнь. Трижды судимый, битый, дерзкий. Злой на советскую власть, на красных генералов и на немцев.

Клёпа сделал попытку съехать со скользкой и опасной темы. Поднял вверх руки:

-Всё путём, Никифор Петрович! Как скажете, больше ни капли в рот, ни сантиметра в сраку!

В траншее уже слышался смех, оживлённые разговоры.

-Э-ээх, хорошо! Сейчас бы ещё гармонь и к девкам!

-А у нас в деревне, после пьянки завсегда драка!

-Ну драку тебе сейчас фашист устроит!

-Да мы ему блядине кишки выпустим!

И вновь над солдатскими траншеями пролетели архангелы смерти.

* * *

Перед атакой прислали из медсанбата санинструктора Зою. Она черноглазая, бойкая и крикливая.

Одета в старую поношенную телогрейку и кокетливо надетую набок шапку. На плече парусиновая сумка.

Зойка девка была хорошая, добрая, многих не только офицеров, но и солдат облагодетельствовала своим женским вниманием.

- Тебе лучше будет остаться здесь. Там сегодня будет каша! - Сказал Половков.

Санинструктор стояла рядом с ним выпрямившись во весь свой небольшой рост, её сумка съехала на живот.