Штрафник, танкист, смертник

Последующие дни мы вели бои, нанося удары с флангов. На большое наступление сил не хватало. Порой случалось так, что, отстрелявшись и оказавшись без пехоты, мы возвращались на исходные позиции, а их уже заняли немцы. Помню, что однажды в такой ситуации нас спас Т-70, куда перевели Колю Ламкова. Немцы пропустили легкий танк, который шел впереди, надеясь, что следом влетит под огонь противотанковых орудий основная часть машин. Комбат Колобов, словно предчувствуя засаду, приказал сбавить ход.

Т-70 открыл огонь по ближайшей пушке и, крутнувшись, рванул назад. Из люка полетели красные ракеты — сигнал опасности. Смелым везет. Вначале фрицы не стреляли по танку усатого старшины, потом все же ударили, но юркая машина высотой немногим выше человеческого роста на полном ходу вылетела из-под огня. Снарядами лишь сорвало запасное колесо с брони и разбило глушитель одного из двигателей.

Комбат обещал представить экипаж к наградам, хвалил старшину и Колю Ламкова. Но какие там награды, если положение с каждым днем ухудшалось! Мы теряли людей, машины, все трудней становилось эвакуировать раненых. Почти прекратился подвоз боеприпасов. Харьков был обречен, все это понимали, несмотря на слухи о двигающихся на помощь свежих дивизиях. После напряженной Сталинградской битвы, последующего наступления широким фронтом вдоль Дона дополнительных дивизий и техники просто неоткуда было взять.

Глава 3

Позже Харьков назовут даже «проклятым местом» для Красной Армии. Судьба города, через который прокатывалась вторая волна немецкой оккупации, действительно трагична. Наши части, особенно сражающиеся восточнее города, попадали в окружение, погибли целые полки, снова тянулись колонны пленных. Приводились разноречивые данные о наших потерях, а в шеститомнике «История Великой Отечественной войны», изданном в начале шестидесятых годов, такую цифру я не нашел вообще.

В более поздних источниках, а также в зарубежных исторических материалах отмечалось, что войска Красной Армии сражались за Харьков самоотверженно. Погибли около 25 тысяч советских бойцов и офицеров, мы потеряли 700 танков, но в плен немцы сумели взять, несмотря на кольцо окружения, около 9 тысяч человек. Устроить нам Сталинград под Харьковом фрицам не удалось. Многие части вырвались из окружения, да и потери немецких войск были весьма немалые.

Характерно, что в сводках Информбюро сообщение о потере Харькова прозвучало лишь один раз — 17 марта 1943 года. А ведь в окрестностях города еще шли бои. Стыдиться нам было нечего. Однако о Харькове больше не вспоминали до августа, когда он был окончательно освобожден войсками Красной Армии в ходе Белгородско-Харьковской операции.

Но я снова вернусь к марту сорок третьего. Несмотря на все трудности, бои в условиях окружения с ограниченным количеством боеприпасов, немцы несли значительные потери. Это был уже далеко не сорок первый год. Подбитые и сожженные немецкие танки, бронетранспортеры, грузовики оставались на местах прорывов. Мне пришлось читать документальные книги, выпущенные в 70-80-х годах. Как танкист, я просто не мог понять логику людей, преподносящих такие лихие эпизоды.

«В этом тяжелом неравном бою отважные артиллеристы командира взвода Н. из двух 45-миллиметровых пушек подбили и сожгли 11 танков…

…В результате напряженного боя расчет 76-миллиметрового орудия подбил девять танков, два 75-миллиметровых орудия, уничтожил около 150 солдат противника».

Неужели взрослый человек, а тем более фронтовик, поверит в эти и множество подобных эпизодов? Мы что, сражались с оловянными солдатиками и картонными танками, уничтожая одним взмахом целую танковую роту? У нас в бригаде были экипажи, практически не успевшие ничего сделать, с точки зрения таких счетоводов. Они выполняли приказ, шли в атаку и погибали, порой лишь успев увидеть вспышку дальнобойного орудия, стрелявшего из засады.

Мне приходилось встречать возле Харькова в те мартовские дни на разных участках и десять, и двадцать подбитых немецких танков. Но платили мы за их уничтожение дорогой ценой. Не считая смешанных с землей противотанковых пушек, стояли остовы наших сгоревших машин. Нравится «книжным» патриотам или нет, но сожженные немецкие танки или раздавленные орудия обходились нам жизнями десятков и сотен бойцов. Мы везли на броне смертельно раненных, обгорелых до костей товарищей. Они умирали, или их страдания обрывали осколки и пули.

Манштейн бросил на взятие Харькова все, что имел под руками, умело перебрасывая войска с участка на участок. В небе хозяйничала немецкая авиация. Мы не выходили из боев по два-три дня подряд.