Штрафник, танкист, смертник

Таранец подавал по рации команду открыть огонь с коротких остановок. Это была возможность поразить разворачивающиеся орудия осколочными снарядами. К сожалению, команду выполнили 4-5 танков, в том числе мой и Павла Фогеля. Остальные машины неслись на полной скорости, торопливо стреляя на ходу. От такого огня не было пользы. Просто командиры машин хорошо знали пробивную силу 88-миллиметровок и боялись потерять даже секунду на остановку и более точный выстрел. В первую очередь это были новые экипажи. Страх гнал их вперед, а беспорядочная пальба глушила мысли о смерти.

Мы подбили еще одно орудие. Зато дальше началось что-то страшное. Орудие, которое развернулось в нашу сторону, выстрелило дважды. Две «тридцатьчетверки», идущие едва не бок о бок, остановились, одна из них загорелась. Теперь и мой танк несся без остановки. Начиналась страшная лотерея — кому достанется следующий снаряд. Он достался Паше Фогелю, лучшему командиру взвода. Я не мог поверить, что именно его машина с цифрами «пятьдесят два» на башне задымила и, резко теряя ход, остановилась. Паша, вылезай! Федотыч гнал машину вперед, Леня Кибалка стрелял сам, а я, застыв в люке, смотрел на танк своего друга. «Тридцатьчетверка» с номером «пятьдесят два» горела. Из переднего люка кто-то вылезал, Паша остался в башне. Справа от нас крутнулся от удара в ходовую часть еще один танк, четвертый по счету. Меня дергал за ногу Федотыч:

— Командир, Леха! Стреляй, пропадем!

Я сел за орудие. Целиться, когда танк встряхивает и бросает на ходу, — бесполезно. Я инстинктивно ловил нужную точку и посылал снаряд за снарядом. Машина резко тормознула, я ударился о казенник. Подбили? Выплюнул изо рта кровь вместе с зубом. Федотыч снова рванул вперед, делая немыслимые зигзаги. Костя Студент вел непрерывный огонь из пулемета.

Опережая нас, промчался один из танков и взорвался от выстрела в упор. Федотыч ударил бортом тяжелое орудие. Гусеницы бешено вращались, перемалывая массивные станины. Перед глазами мелькнула спина убегающего артиллериста, но диск пулемета был пуст. Костя стрелял куда-то в сторону. Еще два танка ворвались на позицию батареи, опрокидывая пушки и расстреливая артиллеристов. Леня вставил новый диск. Я выпустил очередь в немца, уже ныряющего в воронку. Попал, нет? Сейчас это было не важно.

Мы раздавили, смяли батарею. На поле застыли восемь танков. Некоторые горели, у двоих сорвало башни. Один превратился от сильного взрыва в чадящую груду разбросанного железа. Мы выскакивали из люков, собирались вокруг комбата. Кто-то бормотал: «Мясорубка… Что дальше?» Успенский, задрав голову, жадно пил воду из большой фляги. Потом пил я. Таранец говорил, что нельзя медлить и надо двигаться дальше.

— Куда? — спросил я, кивая на хутор, в котором повсюду поднимались фонтаны взрывов.

Продолжали вести огонь наши гаубицы. Судя по интенсивности, не меньше двух-трех дивизионов. Если бы часть этих снарядов перенацелили на батарею! Кому было перенацеливать? Паша Фогель, хороший верный товарищ, сгорел в танке. Так мне рассказали ребята. Выбрались механик и стрелок-радист. Механик вскоре умер. Стрелок-радист, обожженный и наглотавшийся дыма, сообщил, что снаряд попал вначале под брюхо, а через несколько секунд, когда машина замедлила ход, — в лобовую часть башни. Потом танк взорвался и сгорел. Успенский, командир второй роты, тряс головой, пытаясь восстановить слух. Его контузило, судороги кривили лицо. Успенский потерял три танка из пяти, моя первая рота — пять машин.

— Пашку убили, — сказал я, обращаясь к Антону. — Фогеля Пашу…

— Слышал я. Чего повторять? Не хватало, чтобы ты свихнулся. Гляди сюда!

Он потянул меня на крыло танка, и мы принялись рассматривать горящий хутор, ползущие куда-то грузовики. С холмов в нашу сторону открыла огонь батарея 75-миллиметровок. Расстояние было большое, снаряды рассеивались. Показалась шестерка штурмовиков «Ил-2». Сейчас они заткнут им пасть! Но штурмовики прошли мимо, у них был свой объект атаки. Таранец выругался и приказал одному из командиров взводов открыть огонь по холмам.

— Надо бы снаряды поберечь, — сказал лейтенант. — Там пехота подходит, у них батарея ЗИС-З на прицепе. Пусть постреляют.

— Пусть… — Таранец поднялся во весь рост на башню. — Глянь, Днепр впереди!

Я тоже встал рядом с комбатом и глядел на кусочек голубой ленты, видневшийся между холмами. Днепр! Кто-то закричал «ура», захлопали выстрелы из пистолетов. Успенский, прочистив уши, предлагал выпить за выход к Днепру. Его поддержали. По рукам пошли фляжки с водкой и трофейным ромом. Отхлебнули и мы с Таранцом. Посчитали оставшиеся танки. Уцелело шесть из четырнадцати.

— Пойдем наперерез к юго-западной окраине. Пехота, не отставать!