Они пробыли вместе долго — до самого утра. А на рассвете расстались. Наверное, навсегда. Ведь неисповедимы пути солдатские.
К полудню за Павлом пришли.
Его вызвал начальник госпиталя и по совместительству главврач — мужчина возрастом за пятьдесят, сухой, с аскетичным лицом и безмерно уставшими глазами. Он говорил так, будто не знал о недавней драке.
— Оставить вас здесь не могу. Сами понимаете — приговор суда должен быть исполнен. Хотя… кому сейчас до этого есть дело? — главврач устало провел рукой по худощавому, с желтоватым оттенком кожи лицу. — Но не могу.
— Я все понимаю, — спокойно ответил Павел. — У вас свой долг, у меня — свой.
— Вот и отлично, голубчик, — без эмоций ответил главврач. — Готовьтесь к выписке. В городе бои, каждый штык на счету.
Глава VIII
Первый взвод
Сразу в часть Гусев не попал. Намечалось пополнение — ждали новую партию штрафников, и Павел почти трое суток проторчал в комендатуре. Относились к нему нормально, комендант — так даже с сочувствием. Он, как выяснилось, был выпускником одного с Гусевым училища. Единственным, кто отравлял Павлу жизнь, оказался особист. Он изматывал «доверительными» разговорами и странными вопросами. Гусеву начало казаться, что особист хочет втравить его во что-то или на ходу «шьет дело», чтобы показать начальству — дескать, не зря ест свой хлеб.
Наконец пополнение прибыло. Явившийся за ними «купец» — бывший капитан Никулишин, не скрывал разочарования. Бойцов не набиралось даже на два отделения. Ждали больше. Штрафной батальон порядком измотало в боях и обескровило.
Никулишин, как и многие здесь, раньше служил в мотострелках. И его тоже назначили командиром взамен убитого ротного.
Офицеров катастрофически не хватало — их снайперы выкашивали в первую очередь, и не только в штрафбатах, поэтому у штрафников и командовали, в основном, сами штрафники, хоть и являлось это прямым нарушением.
Не очень-то рвались офицеры из обычных частей принимать под командование смертников. А если быть точнее — вообще не хотели: потери в штрафбатах просто зашкаливали, ведь совали их во все передряги.
Новобранцы выстроились в две жиденькие цепочки. На всех разномастная форма — от камуфляжа до «песчанки», часто с чужого плеча: в госпитале форму с умерших снимали, стирали, латали от дыр, проделанных пулями и осколками, и отдавали тем, кто шел на выписку, если у них своего обмундирования не имелось или к нему, как это зачастую бывало, «приделывали ноги».
Кепи тоже не у всех и обувь абы какая: уставные ботинки на высокой шнуровке, растоптанные кроссовки, а трое экипированных в камуфляж штрафников красовались в черных, покрытых пылью туфлях, причем один из них — в лакированных.
Те, кто попал в штрафбат из регулярных частей, тоже не могли похвастаться ни обмундированием, ни экипировкой.
Но, похоже, капитан уже привык к такому зрелищу. Да и сам выглядел не с иголочки: обычные заношенные кроссовки, мешковатая «песчанка», бронежилет и каска. Весь пыльный и давно небритый. Недельная щетина покрывала впалые щеки, делая осунувшееся от усталости, недосыпа и недоедания лицо злым, с колючим взглядом прищуренных светло-зеленых глаз. Однако автомат ротный содержал в идеальном состоянии. Это Гусев отметил сразу.
Чуть в стороне выстроилось отделение заградотрядовцев, чей внешний вид тоже не внушал оптимизма — измотанные и угрюмые: война прорежала и их.
Заградотрядовцы привели колонну к штабу штрафбата в полуразрушенной пятиэтажке. Там у вновь прибывших переписали фамилии и прочие данные и распределили по ротам. Основная масса бойцов, включая Павла, попала в четвертую, самую потрепанную в боях.
— Подо мной ходить будете, — отметил Никулишин. — А теперь цепочкой, ориентир — моя спина, двигаем в расположение роты.
Пришлось добираться перебежками, залегая, когда стрельба или взрывы звучали чаще и ближе. Наконец все укрылись в фойе какого-то административного здания, где их поджидал старшина роты.
И здесь безопасность оказалась обманчивой: то и дело снаружи ухали взрывы минометного обстрела, взвинтившего нервы до предела в первые же минуты и не отпускавшего ни на миг. Пыль клубами ползла в оконные проемы с давно выбитыми стеклами, наполняя помещение почти осязаемой взвесью, лезшей в глаза, ноздри и рот.
— Который из вас Гусев? — спросил ротный.
— Я! — отозвался Павел.
Он стоял в первой шеренге.
— Выйти из строя!
— Есть!
Павел сделал два четких шага вперед, развернулся к строю, успев краем глаза уловить одобрительный взгляд капитана.
— Звание до суда? Род войск? Должность?
— Старший лейтенант. Мотострелковые войска. Командир взвода.
— То, что доктор прописал, — совершенно не по-уставному отозвался ротный. — Примите под командование первый взвод.
— Есть!
Гусев встал рядом с ротным.
— Первая шеренга, два шага вперед! На первый, второй, третий — рассчитайсь! — приказал капитан. — Порядковый номер каждого означает его взвод.
«Первый! Второй! Третий! Первый! Второй! Третий…» — понеслось по шеренгам.