Самолеты теперь неслись над самой дорогой. Сушко стоял у заднего борта, держался за дуги под брезентом и с ужасом смотрел на побелевшие пальцы молодого солдата. Он совсем повис за бортом и быстро перебирал ногами, стараясь сравняться со скоростью машины. Наконец он отпустил руки, какое-то мгновение летел в воздухе вслед за машиной, несколько раз перевернулся и застыл черным пятном на дороге. А машина все мчалась.
Ведущий самолет вдруг клюнул носом и тотчас же со страшным ревом взмыл вверх. Из-под его крыльев отделились черные капли бомб и со свистом понеслись к земле. Маневр ведущего повторили и другие самолеты — и на шоссе забушевал ад.
Машина раз, другой вильнула в сторону и резко остановилась. Сушко не удержался и вылетел в сугроб. В эту секунду что-то сильно, как молотком, ударило его по бедру, но он вскочил и бросился в сторону. Он бежал изо всех сил, глубоко проваливаясь в снег, задыхаясь, оглядываясь по сторонам. По полю, справа и слева, тоже бежали люди, падали, что-то, наверное, кричали, но Алексей ничего не слышал: в ушах тонко звенело, словно телефонный зуммер.
Отбежав довольно далеко, Алексей оглянулся и с ужасом увидел, что за ним с пистолетом в руке бежит капитан Парадашвили. Его полушубок из белого стал красным. Вместо лица кровянилась какая-то страшная маска. Расстегнутая и пробитая осколком планшетка путалась между ног и тоже была залита кровью. Алексей подумал, что капитан преследует его, и остановился. Но Парадашвили, не обращая на него внимания, пробежал в нескольких метрах мимо и упал.
Алексей бросился к нему, крича:
— Я здесь, капитан! Я не убегу!..
Но капитан не шевелился. Алексей перевернул его, взглянул на страшную маску, бывшую когда-то лицом, и понял, что капитан мертв.
Сушко растерянно посмотрел вокруг, надеясь увидеть второго солдата или шофера, но правая нога вдруг подвернулась, и он тоже упал в снег. Только теперь он почувствовал боль и догадался, что ранен.
Отдохнув, он встал на здоровую ногу, огляделся. Самолеты все еще утюжили шоссе: черный дым тут и там тянулся в небо. Вблизи никого не было. Алексей присел возле капитана. Стараясь не смотреть на лицо убитого, обыскал его. Планшетка была насквозь продырявлена огромным осколком, и, кроме небольших обрывков карты и нескольких клочков бумаги, в ней ничего не было.
Чтобы не испачкать руки кровью, он расстегнул полушубок. В карманах гимнастерки нашел удостоверение личности, партийный билет, несколько истертых писем, написанных на грузинском языке, пачку денег. Все это он положил обратно, чтобы потом могли определить личность убитого. Своих документов Алексей не нашел. «Наверное, были в планшетке», — подумал Сушко и решил взять пистолет. С трудом он расцепил сведенные судорогой пальцы капитана. Полой полушубка вытер холодную сталь и руки, вынул патрон из ствола и пополз к хатам.
Озябшего и мокрого, Алексея подобрали жители хуторка, находившегося километрах в двух от шоссе. Молодая женщина и маленький, сухонький старичок в потертом черном кожушке — ее свекор — с трудом втащили раненого в хату. Женщина, причитая и охая, осторожно сняла сапог — из него на затоптанный пол хлынула темно-красная грязная жижа. Портянка и брюки до колен были насквозь пропитаны кровью. На бедре зияла рваная рана, из которой стекала вниз кровь. Хозяйка неловко перевязывала, а Сушко морщился, ибо теперь малейшее движение причиняло острую боль. После перевязки его уложили на широкую кровать у печки, и он снова восстановил в памяти все подробности бомбежки. Наконец вспомнил, когда его ранило, но долго еще не мог поверить, что столько бежал с осколком в бедре.
На другой день утром дед принес Алексею некрасивый, но довольно удобный костыль и палку.
— Плохи твои дела, парень, — вздохнул он. — Как теперь добираться будешь?
— Сам не знаю, — ответил Алексей. — Начальство у вас есть какое-нибудь?
— Да были вчера в сельсовете какие-то.
— Узнали бы вы, дедушка, не помогут ли они мне, — попросил Алексей.
— А сам-то ты кто будешь?
Алексей рассказал полуправдивую историю о том, как он, скрываясь, жил в оккупации, как потом хотел уйти с нашими частями и был ранен во время бомбежки. Дед слушал внимательно, но особого сочувствия Алексею не выказал. Потом он снова надолго ушел. Вернулся, когда солнце перевалило на западную сторону неба.
— Ничем, парень, не порадую. Нету лошадей. Да и начальству не до тебя.
— Что ж оно говорит? — спросил Алексей.
— Оно-то ничего не говорит, а мужики скверно балакают — обратно вроде немец нажимает. Много народу нонче на восток движется, — рассказывал старик. — По-моему, парень, надо тебе на попутную пристраиваться. А то, упаси господь, немец воротится — тебе не жить и нам крышка.
— Чего бы лучше! — согласился Алексей. — Только как я дойду до этой попутной. Вот если бы она сюда завернула…
Найти попутную подводу удалось только на следующий день. Дед, ушедший утром, явился в полдень в сопровождении высокого лейтенанта с рукой на перевязи. Светловолосый, с тонким хрящеватым носом, присыпанным мелкими веснушками, он торопливо переступил порог, поздоровался.