Штрафники. Люди в кирасах

Тот непонимающе взглянул на старшину. Потом, сообразив, что от него требовалось, снял через голову винтовку, с усилием стал дергать заевший затвор.

Хмуро наблюдавший за этой картиной Николай взял у него из рук винтовку, отбросил ее за бруствер, протянул парню свой трофейный шмайсер с полным рожком.

— Если так воевать будешь, недолго проживешь. На, держи. Связным у меня останешься. Как фамилия?

— Скворцов.

— Так что с пополнением будем делать, командир? — повторил свой вопрос Пищурин.

— Четвертым отделением будут. Командиром к ним Громова назначишь, хватит ему в связных бегать.

— Молодец, Прохор! — закричал кто-то, и Колобов, повернувшись, увидел, что над немецким дзотом поднялся клуб пыли и гари от взрыва.

Над траншеей заискрилась красная ракета.

— В атаку! — подал команду Николай. — За мной! Вперед!

Слева и справа выскакивали на бруствер бойцы его взвода.

На ходу он успел заметить, что одновременно поднялись в атаку взводы Дудко и Орешкина.

Не прекращающийся с самого рассвета бой притупил у Колобова ощущение смертельной опасности. Он уже свыкся с мыслью, что вряд ли кому-нибудь из них удастся вырваться невредимым из этого воя, грохота и визга, из месива огня, дыма и вздыбленной земли. Он утратил жалость к себе самому и присущую ему чуткость к окружающим. Все заслонило одно: им во что бы то ни стало нужно ворваться в следующую траншею. И потому, когда он налетел на припавшего к земле бойца, то, не стараясь даже разглядеть его, остервенело закричал:

— Чего прижался, как заяц? Ты… твою мать! Вперед!

Боец молча вскочил и бросился догонять отделение. Николай успел заметить лишь какой-то туман, качнувшийся в его расширенных зрачках. Вокруг все грохотало. Штрафники проламывались сквозь дым, пыль и копоть, туда, где захлебывались от ярости фашистские пулеметы и автоматы.

Неожиданно для самого себя Колобов увидел совсем близко, метрах в двадцати впереди, бруствер немецкой траншеи. Выхватив из-за пояса трофейную гранату с длинной ручкой, «лимонки» у него давно уже кончились, бросил ее в показавшуюся за бруствером щель и тут же навстречу хлестнула жаркая струя огнемета. Она опалила полу его шинели, пронеслась мимо Громова, бегущего рядом, и впилась прямо в лицо бойца, которого Николай обругал минуту назад. Тот молча вскинул руки, словно хотел схватить ладонями огненный клубок, повалился на бруствер. Кто-то тут же перепрыгнул через него. Николай полоснул из автомата вдоль траншеи и, не задерживаясь ни на мгновение, прыгнул вниз. За ближайшим поворотом мелькнула серо-зеленая спина убегавшего немца. Рядом, в небольшом отводе, бросилась в глаза приоткрытая дверь землянки. Колобов швырнул в нее гранату, побежал по траншее…

К двум часам дня двадцать седьмая рота овладела последней траншеей в первой позиции вражеской обороны. Дальше, метрах в ста двадцати, виднелась шоссейная дорога Ленинград — Шлиссельбург, за ней — изрезанное сетью окопов и стрелковых ячеек небольшое поле и песчаный карьер с примыкавшей к нему узкоколейкой. А вдали тянулась одетая в золотисто-красный наряд осенняя роща.

Последняя атака дорого обошлась штрафной роте, но первым поднявшийся колобовский взвод потерял только шестерых бойцов. Одним из них был Минин, в которого угодила струя вражеского огнемета. Санитары унесли его к переправе еще живым, с выжженными глазами и страшным, обуглившимся лицом.

Расставив охранение и убедившись, что доставшийся его взводу участок траншеи полностью очищен от немцев, Николай присел на уступке тщательно утрамбованной и размеченной пулеметной площадки. Тело ныло от напряжения и усталости. Противно подрагивали икры ног.

На правом фланге их роты продолжался бой: грохотали разрывы, слышалась стрельба и стлалась буро-желтая полоса дыма. А перед ними гитлеровцы притихли. Даже снаряды и мины перестали рваться на их участке. Колобов собрался было послать связного за отделенными командирами, но из-за поворота траншеи выскочил перепуганный Васильков, подгоняемый сзади разъяренным Красовским.

— Товарищ комвзвода! Вот «герой» объявился. Залез в землянку и фрицевскую сигаретку покуривает. Спрашивал, где был во время атаки, что-то мычит. Где Фитюлин, с которым к доту пробивались, — тоже ничего толком объяснить не может.

— Так я думал, что Славка здесь уже, вместе со всеми, — испуганно бормотал Васильков. — Ежели его тут нет, значит, под пулемет попал, когда гранату в амбразуру кинул.

— Как это «значит»? Ты ведь с ним вместе был!

— Не были мы с ним вместе. Я с другой стороны полз, не видел ничего. Как дзот разнесло — видел, а Фитюлина — нет. Когда наши в атаку поднялись, я вместе со всеми побежал…

— Ты прибежал, когда мы уже в траншее были, а товарища, выходит, бросил? — прохрипел Олег, надвигаясь со сжатыми кулаками на Василькова.

— Отставить, Красовский, — остановил его Николай. — А ты, Васильков, пойдешь сейчас к дзоту и вернешься оттуда вместе с Фитюлиным. С живым или мертвым, но только вместе с ним. Понятно?