Штрафники. Люди в кирасах

Николай едва успел пригнуться, как его хлестнул в лицо горячий вихрь взрыва. Переждав свист осколков над головой, он увидел прямо перед бруствером свежую дымящуюся воронку.

— По гусеницам бей, по гусеницам! — кричал Шустряков Прохору, держа наготове очередной патрон для ПТР.

Застежкин застыл, прильнув к длинному, неуклюжему ружью, и казалось, не обращал никакого внимания ни на своего второго номера, ни на грохотавший вокруг бой. От его ли выстрела или от артиллерийского снаряда — к тому времени огонь вела уже только одна сорокапятка — шедший первым немецкий танк ткнулся во что-то своей угловатой грудью и с яростным воем стал разворачиваться на месте, словно стараясь зарыться в землю.

— Гусеница! — восторженно закричал Шустряков. — Молодец, Прохор!

— Да замолчи ты, балаболка! — рявкнул на него Застежкин, досылая очередной патрон.

А танк все вращался, распуская по земле плоскую ленту гусеницы. И башня его тоже вращалась, рывками водя тупым стволом орудия.

За бруствер перемахнул Славка Фитюлин, отведя от себя в вытянутой руке бутылку с зажигательной смесью, пополз к танку. Вот по его броне проворными ящерицами заструилось синеватое пламя. Заклубился тяжелый мазутный дым.

— Дай-ка сюда! — Колобов вырвал из рук съежившегося бойца противотанковую гранату.

Выждал, когда немецкий танк, шедший вслед за головным, приблизился метров на пятнадцать и, на мгновенье выглянув из-за бруствера, резко через голову швырнул гранату под гремящие траки.

— Кидай бутылку, чего раззявился? — закричал Николай на прильнувшего к стене траншеи бойца. — Вот так! А теперь гляди, чтобы из танка никто не выскочил! — И побежал на левый фланг взвода, где отделение Медведева отбивало атаку поднявшихся автоматчиков.

Охвативший танк огонь уже подбирался к топливным бакам, когда через нижний люк один за другим вывалились три немца. Двое, попытавшись бежать к своим, тут же упали, а третий, круто развернувшись на животе, пополз к траншее.

— Рус, не стреляйт! Их нах плен!

Он бросил на бруствер свой парабеллум и, свалившись в траншею метрах в шести от бронебойщиков, поднял над головой руки.

Вражеская атака захлебнулась. Уцелевшие танки, отплевываясь пушечным огнем, медленно пятились за своей отступающей пехотой. Перед позициями роты густели шесть дымных факелов над подбитыми машинами. В одной из них глухо рвались снаряды и танк дергался, подпрыгивал, будто еще жил и стремился спрятаться от жалившего его огня. Отвратительный запах топлива и горящей краски растекался в воздухе.

— Прекратить огонь! Командирам отделений проверить личный состав и доложить о потерях, — скомандовал Николай.

Направляясь к землянке, где дежурил у телефона Смирнов, он наткнулся на разъяренного Шустрякова, который со всем известным ему блатным красноречием пушил пленного немецкого танкиста. А тот, испуганно глядя на Юру, поочередно называл его русской свиньей и лапотником. Судя по всему, эти три слова составляли весь запас русского языка пленного, так как все остальное он визгливо выкрикивал по-немецки.

— В чем дело, Шустряков? — строго спросил Николай.

— Да вот, товарищ старшина, пленного взяли, а он, падла фашистская, лается почем зря.

— Так он же все равно по-русски не понимает. А ты орешь, разоряешься перед ним.

— Найн! — вскинулся немец. — Их понимать по-русски. Их — официер, обер-лейтенант. Их лернен специаль шуле…

— Гляди-ка, что-то по-нашему лопочет, — удивился Колобов. — Видно, понимает немного.

— Ага! И ругается еще! Говорит вроде, что офицер, а сам — шулер.

— Я-я, — радостно подтвердил пленный. — Натюрлих.

— Вот что, некогда нам с ним возиться. Сдай его Фитюлину: Пусть отведет к командиру роты.

К одиннадцати часам на плацдарме, кроме штрафников, накопилось уже более батальона пехоты, отделение огнеметчиков. Командованию дивизии удалось перебросить сюда несколько артиллерийских и минометных батарей, шесть легких танков. Сменив на обоих флангах сильно поредевшие штрафные подразделения, переправившиеся на левый берег, десантники одновременно ударили вдоль реки в направлении Арбузово и Восьмой ГЭС. Эта перегруппировка позволила капитану Аморашвили усилить людьми двадцать седьмую штрафную роту, удерживающую позиции в самом центре плацдарма.

Лейтенант Войтов, получив пополнение, решил сыграть на том, что гитлеровцы, свыкшись с оборонительной тактикой роты, не ожидали от нее никаких сюрпризов. Отбив очередную атаку автоматчиков, он поднял подчиненных и на плечах растерявшихся немцев ворвался во вражескую траншею за полотном автострады.

Во время этой атаки взвод Колобова потерял восемь человек, в том числе командира отделения «отпетых» Олега. Красовского. В отбитую траншею его принесли в бессознательном состоянии. Когда с него стянули пропитанную кровью гимнастерку, оказавшийся рядом Васильков многозначительно присвистнул.

— Гляди-ка, братва! А ведь это из своих кто-то саданул Олега из автомата.

— Ты что, ошалел? Думай, что языком треплешь! — оборвал его Громов.

— Потому и говорю, что так думаю, — взъерошился Васильков. — Красовский впереди отделения бежал. Это все видели, а ранения в спину, так?