Штрафники на Зееловских высотах

Отсвет пламени горящей «самоходки» высветил округлую кромку воронки. Андрей сиганул туда. И будто в прорубь, угодил в стылую чашу воды, которой почти до краев была наполнена земляная чаша. Брызги, студеная влага и матерная ругань ошарашили Аникина. Чьи-то руки попытались схватить его за шею, но, не дотянувшись до горла, ухватились за грудки телогрейки и с силой швырнули на скат воронки.

– Ах ты гад!.. – наваливаясь кулаками на грудь, рычала ему в лицо темная фигура.

– Шева? – еле выдавил из себя Андрей. Он сразу узнал голос Шевердяева, командира своего первого отделения.

– Андреич?! Товарищ старший лейтенант!..

Хватка тут же ослабла. Черт, хорошо, что не двинул прикладом или, еще лучше, на нож не насадил.

– Да как же… как вы тут оказались? – Шевердяев и еще один боец, которого Аникин не мог разглядеть в темноте, тут же помогли командиру привстать «с лопаток» и принялись его заботливо отряхивать. Аникин движением руки прекратил их помощь.

– После расскажу… Что у вас? – спросил он.

– Потрепало нас сильно… – сообщил Шевердяев. – Ух… как это я вас чуть не того… Из фольварка немца мы выдавили. Повозиться пришлось малость. Двоих там положили… Трое ранены. Потом на Мамедова вышли и вместе уже… Они подкрепление бросили. Два танка – «пантеры» и три «самоходки». Черт их знает, «голожопые», по-моему…

– «Фердинанды», что ли? – переспросил Андрей. Бойцы прозвали так немецкие самоходные артиллерийские установки из-за тонкой брони в кормовой части.

– Вроде того… – неуверенно ответил Шевердяев. – Пушки мощные. Как стрельнет – обухом по башке… С минуту легкая контузия. Да только в ближнем толку мало… Неповоротливые, прямой наводкой тут не могут стрелять… Наша «тридцатьчетверка» их обколошматила… Броня толстая, не пробить. Но мы этих «сучек» зато приноровились – по ходовой… Гранатой или трофейным их «фаустпатроном». Две того, подбили… И нашего зацепили фашисты. Ну, и пришлось им повозиться… Танкисты – молодцы, верткие хлопцы, все тут перепахали. Эти все на нашу «тридцатьчетверку» ополчились. «Пантера» в ходовую попала. А наши сидят, машину покидать не хотят. И мы ничем уже помочь не можем. Что ж, голыми руками им стволы скрутить? Тут пехота вражеская прет. Мы их из фольварка выдавили. Так они подмогу пригнали… По всем щелям сидят. Вы это, осторожно, товарищ командир. Они каждый бугорок простреливают… Эх, танкистов жалко… К черту сожгут их фрицы…

– Не хорони раньше времени… – приструнил его Аникин.

XXXI

– Где второй немецкий танк? – спросил он, выглядывая из-за края воронки.

– Пропал куда-то… Не видать… – подтвердил наблюдения командира Шевердяев. – Все справа ошивался, на заднем плане… Похоже, что командирский. Ну, наши по нему вдарили пару раз, вроде результативно. Может, повреждение какое… Короче, напугали его конкретно… Вот и исчез…

– Ладно… «Фердинанд», говоришь… – сквозь зубы, всматриваясь в полумрак и примериваясь, произнес Аникин.

Черный силуэт «тридцатьчетверки» заслонял сектор, в котором находилась «пантера». Зато хорошо просматривались контуры надвигавшейся немецкой самоходки. Она уже почти развернулась своим громоздким корпусом в сторону русского танка. Это означало одно – в любой момент наш экипаж мог быть уничтожен прямым выстрелом мощнейшего орудия, которым была ощетинена немецкая «сучка».

Башня «тридцатьчетверки» разворачивалась в сторону невидимого для Андрея немецкого танка. Среагировали на выстрел «пантеры», оценили, что она представляет большую опасность. Во мгле был отчетливо слышен рокот немецкого танка, намеревавшегося во что бы то ни стало добить русский танк. От этого рева становилось не по себе. Положение танкистов становилось отчаянным.

«Тридцатьчетверку» зажимали в тиски. Сначала сожгут танк, а потом передавят гусеницами штрафников, достреливавших последние патроны. Андрей, с «папашей» за спиной, с «фаустпатроном», зажатым в правой руке, полз вперед, наперерез вражеской «самоходке». Успеют ли они сделать задуманное? Успеют ли Липатов и Латаный отработать по «пантере»?..

Орудие «самоходки» изрыгнуло пламя, разорвав пространство мощнейшим раскатом орудийного грома. Струя пламени осветила саму установку. Чудовищное орудие было подперто чем-то на манер сошек, укрепленных в передней части корпуса. Контуры башни, стесанные к заду, трапециевидные, отличались от «фердинанда».

Андрей прополз еще несколько метров в сторону «самоходки». Теперь до нее оставалось около полсотни метров. Тело надвинулось на края небольшой ложбинки, вытянутой вдоль. Не размышляя, Аникин вполз в нее и ощутил локтями и животом сначала хлюпанье жижи, а потом сочащуюся сквозь ткань телогрейки, проникающую через гимнастерку и белье обжигающую стынь мокроты. Но сознание даже не обратило внимания на это.

Теперь Андрею уже некогда было размышлять над тем, что за чудо-юдо перед ним. Счет шел на доли секунды. Сознание будто отключилось, в холостую гоняя в мозгу одну только мысль-слово: «успеть, успеть…». Руки действовали машинально, сами по себе.