Но вот ящик освобожден. Тяжелый, делающийся тяжелее с каждым новым метром, он все время грозит выскользнуть из ладони ползущего Андрея. Просто ручка, прибитая сбоку, слишком широка в обхвате и мокрая от крови. Аникина всего лихорадит. Ему кажется, что ящик ведет себя так специально. Словно хочет во что бы то ни стало вернуться к своему настоящему хозяину. Андрей хрипит и рычит, это как-то помогает ему сдержаться, не вскочить на ноги и не броситься бежать куда-нибудь, на все четыре стороны. На верную смерть.
VIII
Он приходит в себя на дне оврага. Первые мгновения ему кажется, что он уже умер. Потом постепенно понимает, что он жив. Его несколько раз сильно садануло ящиком, вместе с которым он скатывался по склону оврага. Болели скула, живот и левая нога. Но какие это все мелочи… Господи… Он жив… Жив!…
Лихорадочное наваждение, которое охватило его там, в прошитой пулеметами степи, как-то разом отступило. Некогда ему тут разлеживаться. Его ждут сержант и Кармелюк. Как они там? Держатся? Ответом на немой вопрос Аникину был выстрел. Его звук долетел сюда с левой стороны. Оттуда, где на самом острие овражного клина располагалась «сорокапятка».
Боль в ноге все-таки давала о себе знать нешуточно. Припадая на ногу, Андрей потащил снаряды по дну оврага. Здесь все заросло лопухами и репейником. Идти мешал круто набиравший высоту подъем. Ноги запутывались в слежавшихся, непролазных клубах перекати-поля. Их тут было огромное количество. Наверное, надуло степными ветрами.
Нахватавшись репейных колючек, Андрей выбрался на склон. Хотя идти было и неудобно, но намного проще, чем по репейным джунглям. И левая не так сильно болела.
Вдруг Андрей услышал песню. Старшины и артиллериста еще не было видно. Но оттуда, из-за отвесного края оврага, все явственней раздавалось:
Ящик все сильнее тянул Аникина обратно, на дно оврага. Он вдруг почувствовал страшную усталость. Нога болела все сильнее. Силы уходили вместе с нарастанием этой боли. Шинель и винтовка вдруг обрели неимоверную тяжесть. Пот едко щипал глаза, градом катил со щек. Но у него не было ни сил, ни возможности обтереть лицо. Одна рука сжимала винтовку, другой он тащил тяжелющий ящик, пропахивая им, словно плугом, борозду на склоне.
В глазах уачало темнеть. Андрей явственно ощутил, что, если он скатится обратно вниз, сил дотащить боеприпасы у него не останется.
Там, впереди, пушечные выстрелы прекратились. Заработал ППШ старшины Кармелюка. Наверное, снаряды закончились. С новой силой, на два голоса, там, возле «сорокапятки», затянули второй куплет «Варяга».
Пели по-настоящему, по-мужски, басисто и протяжно, всю душу вкладывая. Это была любимая песня отца. Андреев отец пел ее так же, низким голосом, после бани сидя с матерью, с собравшимися в пятницу попариться свояками. Ящик тащил его туда, на дно оврага, а Андрей тащил его вперед, как будто по залитой кровью, охваченной огнем палубе.
И Аникин старался подняться на несколько шагов выше.
Он сам не заметил, как его голос вступил третьим в этот хор.
IX
— Гляди, сержант, Аникин снаряды прет. Ух, молодчина! А мы уж думали, тебя того, располосовали фрицы… — Голос старшины доносился откуда-то издалека. Так казалось Андрею. Он звучал гулко, будто раздавался в стреляной гильзе. И Кармелюк и артиллерист возникли возле него совершенно неожиданно. Артиллерист подхватил ящик и побежал к пушке.
— Подкалиберные!… — он радовался снарядам, как ребенок — новогоднему подарку.
— Эх, сейчас фрицам вжарим! — не унимался он, вскрывая и отдирая с помощью ножа крышку ящика. Освободившись от груза, тело Аникина на миг потеряло равновесие. Старшина железной хваткой ухватил и удержал его за руку выше локтя.
— Э, да ты, ранен, браток! — выговорил он. — Куда тебя? Иди ты… нога вся в кровище! И как ты дошкандыбанил с ящиком этим? Ну, идем, идем к пушке…
Теперь уже настала очередь старшины делать Андрею перевязку. Здесь опять, в качестве дезинфицирующего средства, пригодилась фляжка рядового Аникина. Рана оказалась терпимой. Пуля прошла навылет, задев икроножную мышцу. Кость, скорее всего, была цела. Перед перевязкой старшина аккуратно и экономно обработал спиртом рану с обеих сторон.
— На, сделай глоток, полегчает. А дальше, дай бог выбраться нам из этой перестрелки, Зинка тебя быстро починит.