Моя рота заканчивала войну в Прибалтике, а тогда эта земля уже считалась советской территорией, а литовцы и латыши были уже соответственно советскими гражданами. По этой причине наша «блатная компания» вела себя относительно пристойно. По закону военного времени за бандитизм предусматривался расстрел на месте. Жить хотели все. Но был один позорный инцидент, запятнавший нашу роту. В самом конце войны наш штрафник, грузин по фамилии Миладзе, изнасиловал несколько женщин в ближайших к месту дислокации роты хуторах. Поймали его уже после 9-го Мая и, вместо вполне заслуженной «высшей меры», он получил всего восемь лет тюрьмы. А надо было к «стенке» поставить!
Грубые нарушения были. Помню два случая ухода к противнику. Один удался, во втором случае перебежчика ликвидировали. Были случаи ухода в тыл. Посылали в розыск из числа штрафников же. Если находили, то ребята разбирались с дезертирами сами и, как говорится, без применения оружия.
Болезненный вопрос — об отношении к пленным. Люди, как известно, не ангелы. Лишены «крылышек» и те, кому довелось с боями пройти длинными дорогами войны. Кого как, а автора подкупает откровенность самих фронтовиков, многие из которых не стремятся сглаживать острые жизненные коллизии, рисовать благостные картины сплошного милосердия по отношению к неприятельским солдатам и офицерам, поднявшим руки вверх, и гражданскому населению Германии. На войне бывало всякое. Но именно потому, что сами участники боев не склонны скрывать «грехи», столь же постыдны попытки иных публицистов и литературных критиков показать Красную Армию лишенной каких бы то ни было нравственных тормозов
[99].