В какое-то мгновение гул моторов усилился. Но самолеты, появления которых ждали вот-вот, замелькали левее и выше. Их стало больше. Воронцов успел увидеть отходящие от них вееры сизых трасс. Неужели там идет воздушный бой? Неужели немцев перехватили наши «яки»?
Немецкие истребители не появлялись. Левее высоко в небе шел бой. До сосняка оставалось метров двадцать. Весь отряд уже втянулся в протоку. Только арьергард где-то петлял по лесу, удерживая на расстоянии преследующих их «древесных лягушек». Да группа полковой разведки шла своим маршрутом неизвестно где, но где-то севернее.
– Давай, ребята, давай! – снова закричал Воронцов. Он чувствовал, что протока кончается, вода становится мельче. Под ногами уже хорошо видно дно, устланное почерневшей прошлогодней листвой, упавшие деревья и сучья, такие же черные и неподвижные. Иногда неуместно смешно шарахались в стороны от лошадей и людей лягушки и зелеными стремительными молниями расходились в стороны от их хрипящего надсаженными бронхами и лязгающего железом потока. Кондратий Герасимович с лошадью в поводу, на которой рядом с пустыми стременами болталась растрепанная седая голова старика Добрушина, ехал впереди. Воронцов отстал, чтобы постоянно видеть его. Нелюбин тоже оглядывался и что-то кричал. Теперь он указывал в другую сторону. По выражению его лица Воронцов понял, что что-то случилось или вот-вот может случиться. Он придавил каблуками бока Кубанки. Лошадь сразу обогнала нескольких всадников, среди которых Воронцов узнал младшего лейтенанта Акулича. И в это время сзади послышался характерный истончающийся свист.
Это была уже не первая мина. Воронцов просто не заметил начала минометного обстрела. Бег через протоку захватил все его внимание. Мина разорвалась в стороне от их переправы, метрах в пятидесяти. Огонь, как видно, велся издалека, с закрытых позиций. Но в таком случае здесь находится корректировщик. Они вышли прямо на него, и он, выждав, когда они зайдут на середину протоки, где невозможно укрыться, передал точные координаты огня.
– Назад! На-за-ад! – закричали в середине колонны.
Воронцов добежал до конца берега, упал в заросли калужницы, перевернулся на спину и сразу увидел все, что происходило на протоке.
Люди и кони, смешавшись в беспорядочном беге в единый поток, мгновенно были накрыты плотным огнем. Болотная жижа, поднятая вверх взрывами мин, обрывки одежды, кровавые брызги, толовая гарь, человеческие стоны и лошадиное ржание, лязг рвущегося железа и шипящий свист осколков, от которого холодело все внутри и отнимались ноги.
– Быстрей! Быстрей! – закричал он. Но никто уже его не слышал. Вряд ли кому он помог своим криком. И только когда увидел, как уронил повод коня Кондратий Герасимович и начал беспомощно оседать на колени, неведомая сила оторвала его от земли и бросила туда, назад, на протоку, в кровавую бурю.
Буря уже утихала. Мины падали реже, смещаясь к сосняку. Минометчики, видимо, меняли прицел, рассчитывая добить уцелевших за протокой, куда они неминуемо будут стремиться.
– Назад! Назад! – хлебал Воронцов толовую гарь.
Кто-то бежал следом за ним, ведя в поводу его Кубанку. На мгновение он увидел широко раскрытые, полные ужаса глаза старшины Веретеницыной. И крикнул, не поворачиваясь к ней, но точно зная, что она расслышит его крик среди десятков криков и стонов:
– Глаша! Не отставай! Держись меня!
Минометы на некоторое время затихли. Должно быть, корректировщик менял наблюдательный пункт. Как же разведка просмотрела его? Надо послать людей на хутор, чтобы уничтожили минометную батарею.
Он подбежал к Нелюбину, поднял его и сразу почувствовал неладное. Тело Кондратия Герасимовича обмякло, отяжелело. Левая нога болталась.
– Помоги! – крикнул он Веретеницыной.
Они перекинули Нелюбина поперек седла.
– Назад! – кричал Воронцов.
Теперь его слышали. Те, кого не задело во время минометного налета, быстро пришли в себя. Они вытаскивали из воды раненых и тела убитых, выводили на мель коней.
– Иван! – окликнул Воронцов старшего сержанта Численко, радуясь, что тот жив и невредим. – Бери Колобаева, Лучникова и Сороковетова и – бегом на хутор. Собери у ребят побольше гранат. Минометы надо уничтожить. Давай, быстро. Сделаете дело, сразу выходите к нашим. Выходить самостоятельно. Нас не ждите. Брод, где мы входили, наверняка пристрелян. Так что ищите другой. И имейте в виду, где-то здесь, в сосняке, сидит «кукушка». Он и корректировал огонь. Будьте осторожны. Не налетите на него. Ваша задача – уничтожить минометы. Они не дадут нам выйти.
Численко ничего не ответил. Он только кивнул. Лицо его было серым, усталым, постаревшим.
Когда выбрались на сухое, начали перевязывать раненых.
Вдвоем с Веретеницыной они сняли с Кубанки Нелюбина. Кондратий Герасимович открыл глаза, посмотрел на Воронцова. Разлепил присохшие к зубам губы:
– До Берлина хотел дойти. Немку хотел попробовать. – И Нелюбин попытался улыбнуться. – А тут, видать, и своих молодок уже…
– Куда тебя, Кондратий Герасимович? – ощупывал его тщедушное тело Воронцов.