Штрафники против гитлеровского спецназа. Операция «Черный туман»

– Вот молодец малый! Настоящий солдат! Все с войны – битые да увечные. А наш Санька – с дитем! С прибытком! С трохвеем! Вот как воевать надыть! Да и бабы ж молодцы! Война войной. Война смерть сеет. А они опять новый народ народят. Как поле рожью засеют… – И, оглядев Зинаиду, снова похвалил своего младшего внука: – Ну, Санька! Порох-малый!

Глава шестая

Рогуля посмотрел на свою винтовку, сверху притрушенную сеном, и сказал:

– И что будет, Стрелок, если мы с тобой сейчас пулять друг в друга начнем? Из мужиков в Чернавичах одного деда Рыгора оставим. Так?

Калюжный опустил голову.

– Василь, я тебя отпустить туда не могу. – И кивнул в глубину просеки, в сторону Омельяновичей. – Ты сам это должен понимать.

– А я туда и не собираюсь! – И Рогуля, неожиданно даже для себя самого сказав это, почувствовал облегчение.

– Куда ж ты ехал, если не в Омельяновичи?

– После того что случилось в нашем лесу, нельзя туда.

– Говори, говори дальше, раз начал. – И Калюжный постучал по луке седла стволом пистолета.

– Вот и говорю, что нельзя сейчас туда. Если каминцы узнают о том, что у нас произошло, в первую очередь перетряхнут весь хутор. Все перины наружу выпустят. Я их в деле повидал. Звери еще те. Кроме своих, никого не жалеют. А мы им не свои. Обида у них на нас, местных. Плохо их здесь приняли.

– Конечно, плохо. Окорока им копченого на белых скатертях навстречу не вынесли. Коров на мясо не привели. Жонок своих не отдали.

– А кто они такие, чтобы их кормить?! – Это уже говорил хуторянин. Говорил искренне, от души.

Да, подумал Калюжный, не зря здесь шутят: советская власть, мол, в Чернавичской пуще не растет…

– А что у нас произошло, Василь? – снова постучал по деревянной луке Калюжный своим ТТ, возвращая «самооборонщика» к начатому разговору. Пальца с курка он не снимал.

– Что произошло… А будто ты и сам не знаешь, что. Самолет упал. Вот что.

– Чей?

– Наш, Стрелок. Наш. И ты это тоже видел. Сам-то ты вон как разволновался, что и пистолет – за пояс…

– Ну, если наш, Василь, то надо что-то делать.

– А что?

– Туда идти. К нему. Искать. Может, летчик жив. В помощи нуждается.

– Да я и сам о том же думаю. Думаешь, если я с повязкой… Ты же знаешь, почему я повязку надел. Дети. Куда они без меня? Если б не семья, давно бы в лес ушел. По мне, знаешь… что одна власть, что другая… Один хрен. Гнет да поборы. А в пуще – какая-никакая, а все же свобода.

– Вот и я так же думаю. Поедем, Василь, в Чернавичский лес. Если бы каминцы видели, что он упал, уже давно тут бы были. Значит, пока тихо.

– Это так, Стрелок. Но ты вот что мне скажи: зовешь в лес, а зачем? Чтобы закопать меня там?

– Я бы тебя и тут закопал.

– Тут опасно. Могут найти. Собаки раскопают, коровы учуют. А в Чернавичской пуще – как на том свете. Там ни советской, ни немецкой власти нет. Ни большевиков-комиссаров, ни фашистов-каминцев.

Калюжный спрятал ТТ за пазуху.

– Ладно, поверю. А скажи тогда другое. – Рогуля перестал коситься на свою винтовку, словно забыв о ней. – Не боишься, что я тебя там похороню? Я ведь лучше тебя пущу знаю.

– Нельзя тебе этого делать, Василь. Скоро наши придут. Уж они-то все найдут. За все спросится. Недооцениваешь ты, хуторская душа, советскую власть.

– Это точно. – И плечи Рогули опустились, как у старика. Он шевельнул вожжой и сказал: – Поехали, Стрелок. Нечего время терять. На-ка вот, набери обе. – И он кинул на прибрежный влажный песок две помятые красноармейские фляжки. – Не бойся, в спину не стрельну.

Предложение Стрелка, которое тот произнес как приказ, вначале испугало Рогулю. Идти в Чернавичскую пущу, спасать советского летчика… Но потом он успокоился: а что ж, можно и сходить, если нагрянут каминцы, скажу, что организовал поиск упавшего самолета и все такое… Летчика возьму под стражу, все больше смелел в своих внезапных мечтах «самооборонщик» Василь Рогуля. А Стрелка можно и кокнуть. Пуща большая, есть тропы, по которым только зверь и ходил. А уж болота… Камень на шею, и – прости-прощай. Но, когда подумал, как это сделать, когда глянул на свою винтовку и на широкую спину Стрелка, который, нагнувшись к роднику, набирал в его фляжки воду, почувствовал, как разом вспотела макушка. Сегодня каминцы, завтра Красная Армия или Гурьян Микула со своим отрядом из лесу придет. Гурьян, хоть и свой, из Омельяновичей, но тоже не шибко жалостливый.

– Слышь, Стрелок, – позвал он Калюжного, чтобы развеять морок своих путаных мыслей, – а ты с этой, Аксиньиной племянницей, как с жонкой?.. Или так, набегом, как хан Батый?

Калюжный сдержанно засмеялся.

– Лида – очень хороший человек, – сказал он, сразу определяя тон затронутой Рогулей темы. – Она мне жизнь спасла. Лежал бы сейчас. Рядом с командиром. Под березкой. А я вот с тобой судачу, уговариваю тебя, дурака, как тебе лучше свою шкуру сберечь, детей сиротами не сделать.

– Ну да… А чего ж… Бабенка она красивая, еще молодая, одинокая. Лучше с ней полежать. Чем с лейтенантом в сырой земле…