Штрафники против гитлеровского спецназа. Операция «Черный туман»

Он сделал знак Кондратию Герасимовичу, и тот сразу свернул в сторону от тропы, облюбовал толстую ольху и замер за нею. Воронцов решил перейти речушку и затаиться в зарослях сирени. Сиренью зарос весь склон. При необходимости там можно будет окопаться, а также скрытно передвигаться вдоль обрыва и ручья. В Чернавичи пойдет Екименков. Пока все шло по плану. Воронцов оглянулся на своего «каминца»: фельдшер осторожно шел вдоль заболоченной тропы по сухой прошлогодней листве с немецким карабином за спиной, поношенная серо-зеленая форма с нарукавной нашивкой в виде Георгиевского креста в белом поле с желтыми буквами «РОНА», зеленые погоны с красной выпушкой, такие же темно-зеленые петлицы с продольной белой плоской и белой пуговицей. Когда Екименков переодевался, Лучников ехидно пошутил, что форма предателя родины ему очень даже подходит… Екименков мгновенно побледнел, отвернулся и ничего не ответил. А Темников поправил усы и сказал всем, стоявшим рядом:

– Вот что, ребята, до конца операции этому трепачу табаку не давать. И тушенку пускай жрет из отдельной банки.

Егорыч был человеком добрым и такие резкие слова произносил не часто. Он редко кого осуждал, даже в тяжких проступках своих товарищей старался видеть житейскую необходимость или какой-нибудь простительный мотив. Но если он произносил приговор, во всяком случае в первом взводе, то этот приговор всегда приводился в исполнение.

В схватку своих подчиненных, которая, мгновенно вспыхнув, так же резко и прекратилась, Воронцов вмешиваться не стал. Все и без него пошло по правильному пути. Лучников в последнее время стал беспокоить его все чаще. Было что-то потаенное в этом человеке. Какая-то злая тайна, которую тот не доверял никому и которая угнетала его, но он все же терпел ее, словно дожидаясь какого-то решительного часа. Прятал, маскировал свою тайну шутками-прибаутками, притворным вниманием к старшине Веретеницыной.

– Давай, Екименков, вперед. Имя запомнил?

– Василий Семенович Рогуля. Тридцать лет. Среднего роста. Глаза серые. Худощавого телосложения. Найду. Приказ будет выполнен, товарищ старший лейтенант. – В глазах фельдшера Воронцов видел уверенность.

– Я буду ждать вон там, в кустах. Имей в виду.

Екименков ловко пробежал по кладям, спрыгнул на берег. Огляделся. Но по стежке в гору не пошел. Отмерил шагов сорок вверх по течению речушки и начал подниматься на горку. Все он рассчитал верно: там он выйдет как раз к двору Рогули, и в случае, если кто-то успеет засечь его появление, они, оставшиеся в прикрытии, смогут помочь ему вернуться назад. У Воронцова от Гришки был строгий приказ: ни в коем случае не наследить, не ввязываться в боестолкновение, но если этого избежать нельзя, утаскивать с собой даже убитых.

Воронцов подождал, пока Екименков отойдет подальше, и осторожно перешел по шатким кладям на другой берег. Теперь, хотя бы на десяток шагов, он был ближе к своему разведчику. Конечно, отпускать Екименкова одного – дело рисковое. И тут Воронцов действовал вопреки приказу Гришки. Но второго комплекта формы каминцев у них не было.

Вверху, за горой, по которой шла гладко утоптанная тропинка, жила деревня. Кричал петух. Лошадь фыркала неподалеку. Пел скворец, как поют у себя дома, на знакомой ветке возле скворечника. Где-то там, куда ушел фельдшер, скрипнула калитка. И не успел Воронцов подняться к зарослям сирени, за гребнем горки показался белый бабий платок. Он пригнулся и на четвереньках, придерживая одной рукой автомат, поскакал к ближайшему кусту. Но женщина почти бежала. И только потому, что постоянно оглядывалась, не заметила его сразу.

Как часто люди ошибаются, думая, что расстаются навсегда!

Лида, как ему показалось в первое мгновение, ничуть не изменилась. Только морщинки возле рта залегли чуть глубже да в глазах появились какие-то беспокойные тени. То ли годы положили эти тени, то ли пережитое. Раньше Воронцов их не замечал. Некоторое мгновение они молча смотрели друг на друга. Потом она коснулась его лица, и деревянное корыто с бельем, которое она придерживала другой рукой, с глухим стуком упало на стежку. Воронцов тут же нагнулся и начал торопливо подбирать вывалившееся белье.

– Вот так встреча, – разлепила она пересохшие губы. Она растерянно смотрела на него, торопливо и неловко подбиравшего у ее ног вывалившееся из корыта белье, и не знала, что ей делать.

По глазам Лиды он видел, что она еще не до конца поверила в то, что произошло.

– Да. – И он подал ей корыто. – Ты здесь живешь?

– Я здесь беженка. Добрые люди приютили. Тетя Аксинья. Аксинья Северьяновна.

– Аксинья Северьяновна? Уж не сестра ли Захара Северьяновича?

– Сестра. И моя родная тетка.

– Где же Захар Северьянович?

– Дядя Захар там, где вся наша деревня. В… поле. Там все погибли во время бомбежки.

– Царствие им небесное. Непростой человек был Захар Северьянович. Но я зла от него не знал.

– И я не знала.

– Немцы или полицаи на хуторе есть? – спохватился Воронцов.

– Есть! Уходи! Только что пришел солдат. На нем форма каминца. А час назад какие-то люди тетку Аксинью увели. Уходи скорее! Они тут везде!