Штрафники, разведчики, пехота

Командир полка отчитал Чистякова, сгоряча грозил трибуналом за то, что разведка прозевала немецкий заслон. Трудно определить степень вины наших разведчиков. Почти все попавшие в засаду ребята погибли, а «Фердинанды» открыли огонь с расстояния более километра. На таком расстоянии, да еще на ходу, трудно различить хорошо замаскированные, закопанные в землю самоходки. А гаубичный дивизион вообще находился за пределами видимости, укрытый холмами. Были допущены ошибки и танкистами. «Разбор полетов» не проводили. Похоронили погибших и двинулись дальше. Чистяков и все мы переживали случившееся. Но во время наступления немцы постоянно оставляли засады и сильные заслоны. Каждую засаду вовремя не обезвредишь. Война есть война. Ваня Уваров сказал мне так:

— Прем вперед без остановки, вот и влетаем. А с другой стороны, как не спешить, если фрицы за Днепр свои войска спешат перебросить. За рекой один немец троих будет стоить. Бить их надо, сволочей, пока не переправились.

Двадцать третьего сентября была освобождена Полтава. Мы на двое суток задержались на ее окраине. Ремонтировали технику, отсыпались после нескольких бессонных ночей. Обсуждали тот случай. Сержант Михась говорил, что глупо винить разведчиков, которые погибли и все же подали сигнал об опасности. Во время стремительного наступления такие вещи неизбежны. А нас все дни гнали без остановок: «Вперед! Нельзя давать немцам передышку». В честь взятия Полтавы хорошо выпили. Чистяков, загибая пальцы, перечислял погибших из разведвзвода. Текучка была страшная. Кто продержался полгода, считался старожилом, а с сорок второго года остались двое или трое разведчиков.

За освобождение Полтавы в дивизии многих награждали. После того случая с «Фердинандами» мы, разведчики, оказались вроде как в опале. Начальник штаба и его помощник по разведке побывали у нас. Посмотрели на наш поредевший взвод. Сам Чистяков, худой, желтый после двух ранений, оставшийся в строю, попросил пополнения. Начальник штаба не ожидал, что мы несли такие потери:

— А чего удивляться? — усмехнулся лейтенант Чистяков. — Нас же гонят и вместо пехоты. Воюем…

Напомнил, как мы брали «языков», потеряв в бою пятерых убитых и несколько тяжелораненых. Начальник штаба имел влияние на командира полка. Пополнение нам дали. Мало того, Чистякова наградили орденом Отечественной войны, а пять-шесть разведчиков медалями. Среди них был и я. Получил вторую медаль «За отвагу». А пополнение? Что толку с необученных ребят. Так, для количества. Учили их на ходу, так как дивизия и полк непрерывно вели наступательные бои.

На подступах к Днепру я попал в заваруху, из которой едва выбрался. Полк двигался пешим порядком. Но шли быстро, останавливаясь на короткие ночевки и дневные привалы по пятнадцать-двадцать минут. У бойцов разваливались ботинки. Подвязывали подошвы проволокой. Несмотря на то что шел конец сентября, было по-южному тепло, почти жарко. Бойцы шли мокрые от пота, некоторые падали от усталости. Хорошо, что часть боеприпасов перегрузили на подводы, захваченные у отступавших фрицев.

В то же время ночи стояли холодные, ночевать было негде. Практически все поселки и отдельные дома сжигались немцами при отступлении. Поверьте, что при температуре плюс 6–8 градусов, да еще на голой земле, спать почти невозможно. Люди падали от усталости, а ночью просыпались от холода. Зажигать костры запрещалось. Немецкие ночные бомбардировщики не дремали, из темноты на огонь не раз летели бомбы.

В тот день мы двигались, как обычно, «гребенкой», охватывая группами главный шлях и боковые ответвления, более или менее наезженные проселочные дороги. По одной из боковых дорог шла наша полуторка, в которой находился я и еще несколько разведчиков. Остальной взвод «пешей» разведки двигался на мотоциклах и лошадях. Мы, словно пальцы огромной ладони, ощупывали путь впереди полка. Миновали очередной сожженный хутор: остатки глинобитного дома с рухнувшей крышей, сгоревшие сараи, гумно. Очень хотелось пить, но в колодец немцы бросили дохлую лошадь. Из глубины шла дикая вонь. Других источников или ручьев поблизости не было. Облизнули потрескавшиеся губы, глядя, как водитель заливает в радиатор холодную, но отравленную заразой воду. Даже огород с помидорами и бахча с арбузами были смяты колесами и гусеницами машин.

Нашли несколько расколотых арбузов, немного помидоров, разделили на всех. Нас было человек во-семь-девять: два сапера, помкомвзвода Бессчетных, я, Ваня Уваров и еще трое-четверо разведчиков. Единственная рация во взводе была у лейтенанта Чистякова, двигавшегося по основной дороге. Мы же в случае опасности обязаны были подать сигнал красными ракетами.

Миновали хутор. За нами увязалась собачонка. Мы бросили ей несколько кусков хлеба. Она глотала их на бегу, не жуя. Хотя до Днепра оставалось не меньше тридцати километров, мы на каждом бугре вставали в рост — не видна ли голубая полоска реки. Все с нетерпением рвались к Днепру. А чего рваться? Дойдем, а там начнется переправа, во время которой людей гибнет больше, чем в атаках.