Читаем Штрафники, разведчики, пехота полностью

Полуторку многие только по фильмам помнят. Там они почти прилично выглядят. А я на упрощенной «военной» модели ездил. Кабина — фанерная, подножки — деревянные. Эти подножки много хлопот доставляли. Кто-нибудь грузный прыгнет, она трескается. Крупнокалиберная пуля подножку пробила, половинка отвалилась. В кабину карабкался, как акробат, — хорошо, что машина невысокая. Конечно, по сравнению со «студебеккерами» и «джипами» моя старушка убого гляделась. Но плохого про нее не скажу. Простая по конструкции. Большинство неисправностей мы устраняли на месте, а запчасти брали с разбитых машин.


Одним из самых тяжелых периодов стали для меня август и осень сорок четвертого года. Шли ожесточенные бои в Прибалтике. Получилось так, что, числясь заряжающим одной из батарей 1865-го зенитно-артиллерийского полка, я в течение нескольких месяцев водил машины. Водителей не хватало, особенно имеющих опыт ремонтных работ. В августе из нас сформировали отдельный автомобильный батальон. Мы стали совершать челночные рейсы от Каунаса до Шяуляя. Расстояние между этими городами составляло по прямой около 130 километров. Но дороги, а особенно военные, никогда прямыми не бывают, так что путь в один конец составлял километров сто пятьдесят и более.

Про тот период я могу сказать так. Когда съездили раз-другой, появилась в автобате невеселая шутка: «Ну, что, завтра рейс в один конец!» Некоторые плевались, мол, не каркай раньше времени, но потери мы несли большие. Возили орудийные расчеты, пушки, боеприпасы, продовольствие. В общем, все, что требовалось на войне.

Путь от Каунаса до Шяуляя шел вдоль линии фронта. Если первую половину пути мы миновали, считай, по тыловым дорогам, то вторую половину — впритирку к передовой. Город Шяуляй считался важным стратегическим узлом обороны, и немцы предпринимали постоянные контратаки, стремясь предотвратить выход наших войск к Балтике. Там до побережья оставалось 100–120 километров. Официально Шяуляй был взят нашими войсками 27 июля 1944 года, но во второй половине августа немцы снова прорвались к городу, и бои там продолжались еще долго.

Не считая хозяйственных подразделений, в автобате были три автомобильные роты. Количество автомашин в ротах постоянно менялось и обычно составляло 15–20 единиц. Наша вторая рота состояла из двух взводов. Первым назначили командовать старшину Николая Егоровича Мороза. Я его уже хорошо знал и напросился к нему. Он меня взял, хотя имелись водители старше и опытнее. Мне в августе сорок четвертого всего восемнадцать лет было. Но технику я знал неплохо, и, кроме того (вот уж не думал!), пригодилось знание артиллерийского дела.

Ротным командиром был капитан Сулейкин Иван Прохорович. По виду совсем гражданский дядька, лет тридцати пяти. Полноватый, с залысинами, на командира совсем не похож. Он был призван весной и никак не мог привыкнуть к военной жизни. Человек был добродушный, нас, шоферов, всегда защищал. Он болел геморроем, в рейсах сильно страдал. Его порой оставляли заниматься ремонтом и хозяйственными делами, тогда нами командовал старшина Мороз. Оба хорошо знали все наши машины, быстро осваивали трофейные. Командир второго взвода, младший лейтенант Кущенко, окончил автомобильное училище, технику знал плоховато. Не стеснялся учиться у нас. Молодой, лет девятнадцати, но уже женатый.

Нас сразу предупредили: ребята, здесь русских не жалуют. У литовцев была сильная националистическая организация «Омакайтсе». Назвать ее фашистской? Прибалты обидятся. Для литовцев они сейчас герои. Но против нашей власти боролись и в нас стреляли. Это была одна опасность. И вторая — когда двигались вблизи линии фронта, приходилось держаться особенно настороженно. Кроме обязательных авианалетов немцы предпринимали большие и мелкие контрудары. Особенно на подступах к Шяуляю. Со стороны своих укрепленных узлов Юрбаркас, Кельме, Куршенай. Если бы я по этому маршруту, а позже, от Вильнюса до Кенигсберга, не помотался, то, пожалуй, не рискнул бы себя фронтовиком называть. Вот где лиха хватили!

Избитую вдрызг полуторку мне заменили на американский грузовик «шевроле». Не в обиду нашей технике скажу: машина была хорошая. Сильный мотор, просторная теплая кабина, металлический кузов. Брала она тонны три груза. Мне достался «шевроле» только с задним ведущим мостом, а были и вездеходы с обоими ведущими мостами. Зато имелась лебедка самовытаскивания. Если в грязи засядешь, отмотаешь, сколько надо, троса, забьешь металлический костыль и сам себя вытаскиваешь. Можно было за дерево трос цеплять. В общем, удобная штука.

Обычно роту сопровождали два-три охранника. Да и сами водители имели карабины, гранаты, у некоторых — автоматы. На трассе примерно через каждые 50–70 километров стояли ремонтные точки. Обычный грузовик со сваркой, краном-стрелой, бригадой ремонтников. Они нам крепко помогали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Военное дело глазами гражданина

Наступление маршала Шапошникова
Наступление маршала Шапошникова

Аннотация издательства: Книга описывает операции Красной Армии в зимней кампании 1941/42 гг. на советско–германском фронте и ответные ходы немецкого командования, направленные на ликвидацию вклинивания в оборону трех групп армий. Проведен анализ общего замысла зимнего наступления советских войск и объективных результатов обмена ударами на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. Наступления Красной Армии и контрудары вермахта под Москвой, Харьковом, Демянском, попытка деблокады Ленинграда и борьба за Крым — все эти события описаны на современном уровне, с опорой на рассекреченные документы и широкий спектр иностранных источников. Перед нами предстает история операций, роль в них людей и техники, максимально очищенная от политической пропаганды любой направленности.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
Штрафники, разведчики, пехота
Штрафники, разведчики, пехота

Новая книга от автора бестселлеров «Смертное поле» и «Командир штрафной роты»! Страшная правда о Великой Отечественной. Война глазами фронтовиков — простых пехотинцев, разведчиков, артиллеристов, штрафников.«Героев этой книги объединяет одно — все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят Им нет нужды рисоваться Они рассказывали мне правду. Ту самую «окопную правду», которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Владимир Николаевич Першанин , Владимир Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары