Штрафники, разведчики, пехота

Меня назначили на должность командира огневого взвода батареи полковых пушек, или, как их чаще называли, «полковушки». В училище мы неплохо изучили эту систему. В качестве пособий использовались пушки образца 1927 года. В полк поступили прямо с конвейера, зеленые, как ящерицы, орудия нового образца. Легкие, весом 600 килограммов, с более сильной оптикой. Скажу сразу, что эти короткоствольные пушки огневой поддержки пехоты не вызвали у меня восторга. Само название говорило об их применении в рядах атакующих.

Должности в армии не выбирают. Тем более двое выпускников нашего взвода (фамилии в памяти не остались) попали в батарею «сорокапяток», предназначенных для борьбы с танками. Тех вообще называли: «Прощай, Родина!» Встретили меня хорошо. Командир батареи, капитан Аникеев Петр Емельянович, опытный артиллерист, воевавший с сорок второго года, познакомил со взводом, немного рассказал о людях. Сразу отмел слухи, ходившие среди курсантов, что личный состав батарей «полковушек» долго не живет.

— Я ведь живой. И другие ребята год-полтора воюют. Научись умело действовать, прислушивайся к опытным бойцам. У тебя командир первого орудия — молодец.

Фамилия «молодца» была Вялых. Крепкий, веселый старший сержант в бушлате имел две медали. Форма на нем сидела, как влитая, яловые сапоги блестели, на поясе висела кобура с трофейным пистолетом. Он месяц исполнял обязанности командира взвода и сразу постарался показать, что держит взвод в руках. Два десятка бойцов и сержантов были побриты, старенькая форма аккуратно заштопана. Помню, меня удивили белые подворотнички.

Отношения со старшим сержантом Вялых складывались непростые. Не скажу, что он игнорировал меня или настраивал людей против. Однако первое время мои приказы дублировались через него. Я не знал мелочей. Например, проблемы с кормежкой лошадей. Приходит ездовой и, отдав честь, докладывает, что кончился овес. Всё официально, по званию, разрешите обратиться. А ведь во взводе обращались без чинов, козыряли только капитану Аникееву. Начинаю бегать, искать овес. Хорошо, что вырос в селе, знал, чем его можно заменить. И все равно наталкивался на трудности. Снабженцы отвечали, что подвоза не было, обходитесь сами.

Во второй раз беготня надоела. Вызвал ефрейтоpa (хитрован еще тот!), который ведал хозяйством взвода. Он начал было валять дурочку, ничего не знает, с овсом туго. Я пригрозил перевести его в боевой расчет. Вечером откуда-то взялся овес и небольшая скирда сена. Помкомвзвода Вялых не торопился помогать. Позже я понял, что он присматривается. Невелика была моя должность, но жизнь взвода во многом зависела от его командира. Если попадется упрямый дурак — беда! Я понял, что отношение ко мне может перемениться лишь после первого боя.

Капитан Аникеев был своеобразным человеком. Мне и второму командиру огневого взвода, тоже «шестимесячному» младшему лейтенанту, говорил так: «Сопляки вы еще! Глядите больше на меня, чему-то научитесь». Любитель выпить, он стал приглашать меня в компанию лишь спустя время, когда я немного «обкатался» в боях.

Перед наступлением на Умань происходили бои местного значения. И мы, и немцы прощупывали силы друг друга, выравнивали линию обороны или наступления, активно велась разведка. В конце февраля возле поселка Новгородка состоялся мой первый бой. Я из него мало что запомнил. Оказаться впервые под огнем, увидеть бьющие в тебя пулеметы на расстоянии 500 метров, — настоящее испытание для новичков. Я терялся, путал команды. В какой-то момент, оттолкнув наводчика, сам встал за прицел. Фактически перестал руководить взводом, выполнял команды старшего сержанта Вялых.

Запомнились немецкие каски и лица врагов, приближенные оптикой. Точно знаю, что разбил пулемет, а всего орудие выпустило около сотни снарядов. Полк продвинулся на километр. В моем взводе погиб один человек, троих отправили в санбат. После боя, придя в себя, ожидал нахлобучки. Аникеев указал на кое-какие недостатки, вскользь заметил, что находиться за прицелом не мое дело. Но в целом похвалил. Наладился контакт со взводом. Выпили вместе с Вялых и командиром второго орудия. В компании были еще два сержанта из старичков и тот ефрейтор, который сразу пообещал мне сменить поношенные сапоги. Позже я понял: главной моей заслугой было то, что я все время оставался возле орудий. Ну, а большего от меня не ждали. Взводом фактически командовал Вялых.

Второй бой, происходивший через сутки, оказался для полка и батареи неудачным. Что хуже всего, я начал бояться. День назад я думал лишь о том, чтобы не ударить в грязь лицом, не дай Бог, посчитают трусом. Сейчас я видел картину боя, отдавал команды, но шкурой чувствовал, как летят мины, свистят осколки и пули. Ко мне бежал связной от комбата, хотел что-то передать. Осколок мины пробил насквозь каску и макушку головы. На истоптанный, талый снег натекла лужа крови. Вялых глянул на убитого и сказал:

— А ты, Николай, требовал каски надевать.