Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»

У Бориса был снова «ППШ», громоздкий по сравнению с более компактным «шмайсером», но имевший емкий диск и вдвое большую скорострельность. Он выпустил диск двумя-тремя длинными очередями, клубок пламени бился и шипел, в цель попадало несколько пуль сразу. Он уложил двух автоматчиков, сверху вниз, с бруствера, они не успели понять, откуда пришла смерть, и упали, еще больше загромоздив проход. Уцелевшего автоматчика зажало телами, офицер отступал на четвереньках. В Ходырева немедленно открыли огонь, он упал прямо в грязь, и это его спасло.

Офицер в траншее пытался взять инициативу в руки. Он неплохо владел своим плоским «вальтером» и застрелил в упор штрафника, работавшего винтовкой, как дубиной.

Кутузова в его короткой жизни били до полусмерти не раз. Однажды проткнули заточкой в пересыльной камере, он лежал сутки под нарами, как мертвый. В другой раз постарались вертухаи, когда он с приятелем задушил охранника и бежал вниз по уральской речке Сылве. Приятеля забили до смерти, а Кутузов чудом выжил со сломанной грудной клеткой и отбитыми легкими. Три мелкие пули, угодившие в него, не показались Кутузову чем-то серьезным, словно ткнули шилом. Он с такой силой сдавил острые колени молодого офицерика, что едва не вывернул их из суставов. Ему несколько раз выстрелили из пистолета в голову, руки непроизвольно разжались.

Аркадия Сомова, бывшего каптера и бывшего рабочего мелькомбината, вытолкнуло лицом к лицу с офицером. Нескладный долговязый Аркадий, с отвисшей нижней губой и свалянной щетиной, имел на редкость мощные руки, которыми перекидал за свою жизнь тысячи мешков с мукой. Потрескавшиеся пальцы сомкнулись на шее офицера, рот с обломанными в давней драке зубами кровожадно скалился, нижняя губа деловито оттопырилась. Проклятый азиат зажал врага, как медведь-шатун.

В лицо офицеру пахнуло духом плохой древесной махорки, плесенью. Надежный «вальтер» даже не щелкнул, обойма была полностью расстреляна, чужие пальцы скручивали шею все сильней. Немец ойкнул, опустился на колено, но не успевал за безжалостной звериной Папой. Позвонок треснул, и офицерик бессильно обвис.

Борис Ходырев перезарядил диск и вел огонь прямо из лужи. Ему помог старшина Глухов. Торопливые очереди встретили атакующих, кого-то свалили, остальные шарахнулись назад в свою траншею. Но укрепиться им не давали. Уверенно двигался со своим отделением Саша Бызин.

Ходырев, ворвавшись в траншею, расстрелял пулеметный расчет. Закончился автоматный диск, он погнался за уцелевшим вторым номером и оглушил его прикладом. Прокофий Глухов, упершись ногой в стену траншеи, посылал очереди, не давая никому высунуть носа. Несколько секунд задержки помогли ворваться сюда остальному взводу.

Маневич уложил бросившегося на него унтер-офицера, а музыкант Сечка, дрожа от возбуждения, прыгнул сзади на солдата, выбиравшегося из стрелковой ячейки. Гриша Сечка имел слабую боевую подготовку, но и вражеский солдат был немолод, недавнего призыва, не слишком крепкий здоровьем. Два неумелых воина сцепились, припоминая навыки уличной драки.

Боря Ходырев бросил пустой автомат и, подняв винтовку, схватился с вражеским минометчиком. Тот не выдержал напора и побежал. Возле блиндажа и командного пункта образовался временный узел обороны. Группа штрафников, пытавшихся ворваться сюда с ходу, полегла от огня в упор. Аркаша Сомов сумел увернуться, сильно разбил колено и матерился. Откуда-то взялся Воронков и показал направление:

– Бросок, и все дела!

– И все на том свете, – огрызнулся Бызин.

У него нестерпимо горела, свербила обожженная пулеметной очередью рука. Кроме того, он не мог забыть, как его полоскал на суде такой же умник-политработник за два брошенных неисправных орудия, что являлось, по его мнению, предательством.

Появился Маневич в изодранной на спине телогрейке и стал командовать строго по делу.

– Пять минут на все про все. Траншея уже наша, если ударят от блиндажа, отбросят снова в поле. Ходырев и Бызин, оглушить их, как пескарей, гранатами, остальные на штурм. Впереди – комиссар. Блиндаж срочно отбить.

На споры, суету и подготовку времени не оставалось. Глухов пристроил «дегтярев» и дал пробную очередь. Ему ответили из нескольких стволов. Борис оставил винтовку и осторожно шел по траншее с двумя гранатами-колотушками. Григорий Сечка тащил следом соломенную корзину с гранатами, поджимая ноги, как журавль. Предстоящий штурм его пугал.

Истоптанная траншея представляла собой месиво грязи, валялось множество самых разных предметов, кое-где лежали человеческие тела. Человек у ног Сечки вдруг открыл рот и сделал попытку вдохнуть. Заполненное кровью горло не слушалось, он с усилием выгнулся, поднялся на локтях и захрипел. Угадать, кто это, было невозможно, лицо и мундир покрылись толстым слоем глины.

Ходырев бросил штук шесть гранат. С другой стороны старался Бызин, мастер по взрыву укрепленных объектов. Ручные гранаты с небольшой массой тротилового заряда не могли повредить крепкий блиндаж, лишь расщепили и выбили из петлей дверь. Из бойниц и приоткрытой двери вели сильный ответный огонь.