Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»

Немец свалился рядом с усатым здоровяком, который раздувал в агонии пышные сизые усы и закатывал тусклый глаз, другой был выбит.

В траншее разгорелась мгновенная рукопашная схватка. Бойцы, обозленные большими потерями, шли напролом. От Саши Бызина шарахнулся молодой немецкий лейтенант. Понял, что убежать не успеет, поднял в последний момент руки в черных кожаных перчатках. Саша всадил в него очередь, а набежавший сбоку штрафник из нового пополнения рубанул саперной лопаткой, переламывая кисти рук.

На снежных холмах, блестевших от яркого ноябрьского солнца, дрались, не ведая пощады друг к другу. Немецкий унтер с легким чешским пулеметом «зброевка» завалил сугроб шевелящимися телами в серых шинелях. Помощник мгновенно заменил магазин на тридцать патронов, и чешское изделие приготовилось продолжить страшную работу.

Подскочивший сбоку старшина Глухов ударил его кованым прикладом, сломав лицевые кости, затем расстрелял длинной очередью помощника, целясь в глаза. Когда старшина пробежал дальше, на исковерканные головы гренадеров лучше было не смотреть.

Саша Бызин очищал ходы траншеи, не пропуская ни одного закоулка. Из засады его ребят встретили автоматной очередью, двоих убили, но засаду забросали гранатами. Из перепаханной бурой взвеси льда и земли торчали ноги, головы в пробитых касках, полы изорванных осколками шинелей.

Ординарец Костя Гордеев в горячке боя забыл про командира, метался, расстреливая магазины. Загнал в тупик рослого солдата, вдвое больше его, и не знал, что делать.

– Маневича убили, – крикнули ему. – А тебя капитан ищет. Понял?

– Ага, – кивнул Костя и нажал на спуск.

В рослого солдата угодило не меньше десятка пуль, но он продолжал ворочаться и ползти прочь, пока его не добили штыком.

Елхов назначил Ходырева взводным и показывал на минометную площадку:

– Разнеси к чертовой бабушке. Пленных не брать! Пусть Сергея Маневича на том свете вспомнят.

Вместе с Бызиным, Глуховым и остатками роты схватились на последнем участке забетонированной со всех сторон минометной площадке с укрытиями для личного состава. Это был уже один из уступов высоты. Терраса, с которой четыре миномета держали под обстрелом всю низину, замерзшие болота, дороги и остатки разрушенного поселка Дубовый Овраг. Здесь драка разгорелась с новой силой.

Глухов с двумя пулеметчиками вел огонь на ходу, прижимая немецких минометчиков. На площадке тоже имелись пулеметы, и дуэль закончилась в пользу врага. Последним упал Глухов, раскаленный ствол «МГ» шипел на снегу, из пробитого разрывными пулями живота выползали дымящиеся на морозе внутренности, а крепкий старшина все пытался удержать равновесие.

Ходырев в паре с хромающим Сечкой вели за собой людей, вышибая минометчиков гранатами и саперными лопатками. К артиллеристу Бызину снова прибился ординарец Гордеев, здесь шла автоматная стрельба. Может, и не осилили бы сбегающую немецкую подмогу, но пришли на выручку штрафникам моряки из сводного флотского экипажа.

Те дрались в черных куртках и бескозырных, и мат мешался с матросской «полундрой». Уцелевшие минометы установили под другим углом, и Бызин вел беглый огонь по верхушкам высот.

Обнаружили запасы выпивки. Чокались бутылками и кружками под хлопки минометов и пулеметный треск. Где-то рядом наступал еще один штурмовой батальон. Неужели гоним сволочей! Нет, не пришло еще время.

Минометную площадку и огромный дот взяли под прицел с холмов, и загромыхало так, что едва успевали прятаться в бункера и провонявший дымовыми шашками дот.

В перерывах выползали, вели огонь, сдержали вражеские атаки. Между погибшими ползали живые, собирали патроны, находили в погребах новые ящики мин и продолжали оборону.

Уже под вечер прилетела мина, отбросила Бориса шага на три. Сгоряча пытался подняться. Пекло в груди, размазывалась, не давая опоры, левая кисть руки. Перевязали от пояса до кончиков пальцев. Елхов спросил:

– Дойдешь сам?

– Д-дойду, – качнулся Борис.

– Ладно, пусть Маша и Сечка тебя проводят. Ты не хнычь, Маша, Серегу похоронили, этого хоть до санбата доставьте.

Уже в низине мина опрокинула всех троих. Сечку не задело, Борису лишь слегка добавила, а Маша села на снег, зажав кровяное пятно повыше колена. Музыкант полез было помогать, но Маша перетянула бедро самостоятельно и, опираясь на выломанную палку, заковыляла дальше. Через мерзлое, взявшееся пузырьками озеро, к дальним медсанбатовским палаткам на другом берегу.

Но знаменитый контрудар под Сталинградом, переломивший ход войны, начался через пару дней 19 ноября 1942 года, когда Борис Ходырев и Маша Васнецова уже лежали в госпитале. Знакомые до каждой ложбины высоты брали уже без них.

Глава 10 Все войны кончаются

Какой долгой была зима. Борис Ходырев и Маша Васнецова попали в эвакогоспиталь в старом купеческом городке Пришиб. У Бориса дела обстояли плохо. Осколок застрял в легком. Кроме того, перебило пальцы и смяло ладонь правой руки. Когда спадало воспаление в легком, ампутировали, чистили пальцы, затем снова взялись вытаскивать осколок из легкого.