Штрафники Василия Сталина

Что ж, Константин был готов и только ждал, когда придется пустить в ход нож. Вскоре в миске с перловкой он обнаружил скрученную в тонкую папироску записку. В ней говорилось: «Придём сегодня ночью. Быстрой смерти не жди, падла. За корешей наших посчитаемся. Первым делом гуляш по почкам тебе устроим, да отбивные по рёбрам. Потом собственные кишки жрать заставим, распишем так, что на слепую свинью станешь похож. До скорой встречи!».

Глава 15

На проходной психиатрической больницы Нефёдова первым делом вежливо попросили выложить всё из карманов. Борис подумал, что сейчас его, видимо, ещё и обыщут дежурящие на КПП охранники. Но вместо этого вышедший к визитёру грузный санитар внимательно посмотрел Нефёдову в глаза, после чего удовлетворённо кивнул:

– Хорошо, пойдёмте.

Путь от проходной больницы до кабинета главврача был разбит на десятки отрезков. Каждый из них, словно непроницаемый отсек корабля, изолировался от остальной территории лечебницы особыми дверями-переборками с секретными замками и смотровыми глазками. Выкрашенные в однообразный серый цвет стены и хмурые лица сотрудников невольно настраивали на минорный лад. Пару раз в зарешёченных окошках запертых палат мелькнули безумные глаза местных пациентов. «В такой невесёлой обстановочке точно окончательно свихнёшься» – подумал Борис.

Однажды ему в руки попала любопытная книжка, она была снабжена иллюстрациями жутких приспособлений, которыми вплоть до начала XX века пытались лечить душевные недуги. Все эти обручи для сжатия черепных коробок, кресла системы Бенжамина, в которых несчастные больные чувствовали себя словно похороненными заживо, являлись настоящими пыточными орудиями. Нефёдову казалось, что здесь он непременно должен увидеть нечто подобное, возможно даже вот за этой самой дверью… Идущий впереди посетителя провожатый в очередной раз вынул из кармана руку с особым ключом, напоминающим открученную дверную ручку и отработанным до автоматизма быстрым движением повернул замок.

Но вместо современных пыточных застенков, где через тела душевнобольных людей пропускают сильнейшие разряды электрического тока или погружают несчастных блаженных связанными по рукам и ногам в бассейн с ледяной водой, Нефёдов попал в довольно уютный кабинет. Полные солнца и воздуха пейзажи в лёгких фанерных рамках на стенах, диван, небрежно застеленный цветастым пледом, безделушки на заваленном бумагами рабочем столе дополняли первое впечатление о его хозяине, как о человеке немного рассеянном, но довольно добродушном и по-настоящему увлечённом своим делом.

Когда Борис вошёл розоволицый толстяк, нижнюю часть лица которого скрывали сросшиеся между собой седые усы и борода, заботливо поливал цветы герани на подоконнике, подпевая (если так можно было назвать его мурлыкающее мычание) опереточной певичке, чей голос изливался из круглой тарелки настенной радиоточки. Нефёдова он встретил с неожиданной радостью, причина которой вскоре Борису открылась.

Главврач уже был в курсе, что ему предстоит временно под расписку передать Нефёдову одного из своих пациентов. При этом он считал своим долгом снабдить Бориса некоторыми рекомендациями:

– Вообще-то, данный больной не относиться к категории социально опасных, – словно раскачиваясь от сомнений к уверенности, начал психиатр. – Но ведь у нас тут, знаете ли, не просто лечебное заведение, а клиника особого типа. Все наши пациенты совершили какие-то преступления и только благодаря своему диагнозу вместо тюрьмы находятся у нас.

Оседлав любимого конька, врач сразу оживился. С упоением заговорил о самых интересных случаях шизофрении, паранойи и маниакально-депрессивного синдрома, которыми в данный момент занимается.

– Значит, доктор, мой клиент тоже шизофреник? – пряча прорвавшийся смешок в покашливаниях, поинтересовался Нефёдов.

– Да как вам сказать… – озадаченно протянул «душевед». – Наши представления о том, что есть безумие, а что гениальность – весьма условны. В чём-то данный пациент, безусловно, весьма талантливая личность, а в чём-то, хм…

Тут выяснилось, что, едва поступив в стационар, Красавчик организовал из местных больных самодеятельность – хор и театральный кружок. Затем его творческая и жадная до жизненных удовольствий натура развернулась во всю ширь.